Библия: что было «на самом деле»?

5. Пресловутый Иванов пересматривает свои юношеские дневники и письма. Он видит, каким был чистым и честным (или глупым и наивным) десятилетия назад, сейчас он на многое смотрит иначе и иначе называет те же самые вещи. Он – та же самая личность, но как в его организме сменились молекулы и многие клетки, так и в сознании многое изменилось. Сегодня в сети можно увидеть цитаты из разных высказываний, прозвучавших в ранние девяностые годы, и сравнить их с тем, что говорят те же самые люди четверть века спустя. Разница бывает порой шокирующей, но у нас есть надежные свидетельства, что в обоих случаях говорило одно и то же физическое лицо. Назовем ли его одним и тем же автором? Или скажем, что это два разных автора, с разными стилями и разными взглядами? Опять-таки все зависит от условностей и договоренностей. А ведь библейские авторы тоже менялись с течением времени: узнал бы апостол Павел себя в юношеских заметках пламенного фарисея Савла? И разве его превращение в Павла навсегда закрыло для него возможность развиваться и меняться?

6. Наконец, печальная новость: Иванов, видный ученый, скончался, не завершив важный научный труд. Тем не менее остались черновики и близкий круг единомышленников, которые обсуждали эту работу с Ивановым и прекрасно знали его позицию по всем основным вопросам. После похорон они решили издать работу своего учителя, для чего им потребовалось обработать черновики, возможно слегка дополнив их, проверив и уточнив некоторые детали, добавив новую литературу по теме. Но изданный посмертно труд носит имя Иванова, хотя всем понятно, что Иванов не сдавал рукопись в издательство и что если бы он сам писал текст, то наверняка многое сформулировал бы чуть-чуть иначе. Но автор – именно он.

В мире науки так происходит довольно часто. Но не могло ли так получиться и с библейскими книгами: ученики и последователи завершали труд, начатый предшественником, записывали произнесенные пророчества или оформляли послания апостолов? Тогда получается, что книга создана и передана нам носителями традиции, основанной неким человеком.

В древности нечто подобное случилось, судя по всему, с Пифагором – мыслителем, в существовании которого никто всерьез не сомневается. Но при этом ему приписывается множество идей, из которых нам лучше всего известна теорема про квадрат гипотенузы, равный сумме квадратов катетов. Теорему, пожалуй, впервые доказал сам Пифагор, но то сложное учение, которое впоследствии назвали пифагорейством, явно было составлено в некоторой степени его учениками, а не лично им самим. Можем ли мы сказать, что пифагорейство придумал Пифагор? Или, наоборот, что его придумал не он сам? Оба утверждения будут в значительной мере произвольными.

7. Теперь представим себе следующую ситуацию. В нашей книге спорят между собой Ревнитель и Скептик. Это вымышленные фигуры, но я для большей литературности мог бы дать им имена и говорить от их имени, и так поступил бы не я один. Так, скажем, возник в середине XIX в. Козьма Прутков – коллективная литературная маска, заведомо несуществующий автор. Или даже не автор, а рассказчик, то есть тот, в чьи уста автору или авторам хочется вложить свое повествование, чтобы придать ему большую выразительность. Может ли так получиться, что через несколько столетий будут утрачены все сведения о литераторах, создавших образ Козьмы Пруткова, и он будет восприниматься как единственно возможный автор приписанных ему текстов?

Вполне возможно, что такая история произошла, к примеру, с Гомером. Не исключено, что он – собирательный образ аэда, певца великих подвигов славных героев, введенный просто для удобства. Но нет никакого сомнения, что в реальности существовало некоторое количество подобных аэдов-гомеров, о которых мы ничего не знаем. Тексты, авторство которых приписано некоему человеку, заведомо их не писавшему, принято называть псевдоэпиграфами.

Итак, насколько справедливы претензии Эрмана (особенно в том заостренном виде, в котором они предстают перед русским читателем его книг)? Фактически он утверждает, что об авторстве можно говорить лишь в случае (1), когда оно подтверждено документально. А если подтверждения нет, или тем более если документально доказано, что гражданин Иванов не писал данного текста собственноручно, можно говорить о подлоге. Но такой подход привносит требования, которые просто отсутствовали в древности, да и в наши дни не во всех ситуациях обязательны.

Впрочем, Эрман писал о НЗ, а мы в этой книге мы говорим о ВЗ, или Танахе, как и наши Ревнитель со Скептиком. В этой части Библии авторская индивидуальность менее заметна, чем в НЗ, да и датировка бывает очень сомнительной, с диапазоном в столетия. С другой стороны, страсти кипят куда меньше, и потому можно относительно спокойно разобраться с тем, что вообще есть авторство и как мы можем о нем судить. И, может быть, потом, в следующей книге, мы порассуждаем об авторстве книг НЗ.

2.3. Притчи Соломоновы и не только