А в главах 32–37 абсолютно ниоткуда появляется новый персонаж – Элигу, которого там раньше не было, и ничего не сказано о том, кто он и в какой момент присоединился к четырем основным героям. Элигу произносит длинную речь, на которую никто не отвечает, которую никто даже не замечает. Сразу возникает ощущение, что эта речь добавлена позднее как комментарий на все предшествующее – потому герои и не заметили комментатора. Далее, в гла-вах 38–41, Господь, не обращая никакого внимания на Элигу, отвечает Иову, упоминая в самом конце речи вскользь и его друзей.
Можно представить себе, что эти слои возникали не сразу, а постепенно. Первой была краткая история про невинного страдальца, который все претерпел, и Господь его наградил. Затем добавился напряженный поэтический диалог с друзьями, отдельно дополненный гимном Премудрости, и заключительная беседа Господа с Иовом (трудно сказать, в какой последовательности).
Самый последний элемент, очевидно, речь Элигу, полностью выпадающая из повествования, своего рода комментарий благочестивого читателя, который не может согласиться ни с Иовом, ни с друзьями и вкратце излагает свое понимание всех обсуждавшихся вопросов.
И что интересно: если мы открываем русский Синодальный перевод, то видим, что этот слоеный пирог продолжал печься и после того, как возникла окончательная версия еврейского текста (именно с него и делался Синодальный перевод). В примечании к Синодальному переводу мы читаем следующую информацию:
Русский перевод ссылается на славянский текст, который, в свою очередь, пересказывает некую «сирскую» (сирийскую) книгу, и в этой книге мы находим как раз то, чего начисто лишен еврейский текст: точную привязку главного героя к месту, времени и, самое главное, генеалогии. Иов еврейского текста наг и одинок перед Богом, он буквально никто, просто страдающий праведник, а вот Иов Сирской книги уже оброс всевозможными «паспортными данными» и прочно вписан в контекст Священной истории.
И создатели Синодального перевода очень четко это ощущали: они вынесли это более позднее добавление в примечание и снабдили его указанием, где именно данный вариант текста встречается.
Но что тогда мешает нам предположить, что и еврейский текст сложился не сразу, что он тоже развивался от краткой истории о невинном страдальце до сложно устроенной драматической поэмы и, может быть, имел несколько авторов? Впрочем, всего этого мы не можем теперь ни доказать, ни опровергнуть и вряд ли когда-нибудь сможем.
2.5. А теперь Пятикнижие
В предыдущем разделе мы говорили о Пятикнижии так, словно Моисей – его несомненный и общепризнанный автор. Для нашего Ревнителя это действительно так… но только для него и для людей, полностью доверяющих традиционным датировкам. Да, первые пять книг Библии традиционно называются Моисеевыми. Но с давних времен в них замечали детали, которые Моисей написать никак не мог.