Библия: что было «на самом деле»?

Еще в XI в. в исламской (тогда) Испании еврейский врач Исаак ибн Яшуш указал, что в 36-й главе Бытия перечислены цари Эдома, жившие после Моисея. А в XV в. уже в христианском мире Альфонс Тостат, епископ Авильский, отметил, что повествование о смерти Моисея в самом конце книги Второзакония писал явно не Моисей. Можно, конечно, сослаться на то, что он был пророком и мог все предвидеть заранее, или даже предположить, что конкретно эти отрывки добавлены к его тексту в последующие времена, но подозрения оставались.

Дальше – больше. В XVII в. британец Томас Хоббс и француз Исаак де Пейрер обратили внимание на множество других, менее очевидных проблем. Например, выражение «до сего дня» (Быт. 26:33, 35:20 и др.) явно относится к тем временам, когда Израиль уже жил в Ханаане, – а Моисей так ни разу и не ступил на его территорию. Когда эти книги объясняют происхождение некоторых географических названий или местонахождение памятника Рахили, верить в авторство Моисея становится еще труднее.

Наконец, книга Второзакония вообще начинается так: «Вот слова, с которыми Моисей обратился ко всему народу Израиля; это было за Иорданом» (пер. РБО). За Иорданом, по ту сторону реки – это где? Контекст не оставляет никаких сомнений: на восточном берегу, еще до того, как израильтяне переправились через реку. Но «за Иорданом» может говорить в таком случае только тот, кто сам живет на запад от реки! Так, если кто-то напишет, что «Сибирь находится за Уралом», мы поймем, что автор живет в Европе. Так и начало Второзакония не могло быть написано до пересечения израильтянами Иордана.

Наконец, Бенедикт (Барух) Спиноза, которого гнали и из синагоги, и из католической церкви, обращал особое внимание вот на какую цитату: «С тех пор не было среди сынов Израилевых пророка, равного Моисею» (Втор. 34:10, пер. РБО). Дело даже не в том, что Моисею так было бы писать о себе нескромно, – автор этих строк явно знал дальнейшую историю Израиля, ему было с кем сравнивать Моисея. Если бы некий автор написал, что со времен Петра I не бывало в России подобного царя, логично будет предположить, что жил он сам не в петровские времена и знает царей более позднего времени.

О том, какие возникли гипотезы насчет авторства Пятикнижия, на русском языке написано или переведено на русский язык достаточно, здесь стоит назвать только самые основные теории. Уже в XVIII в. Хеннинг Бернхард Виттер и затем Жан Астрюк независимо друг от друга предложили выделить в Пятикнижии различные источники в зависимости от того, как называется в тексте Творец. Они отметили, что в этих книгах много параллельных рассказов об одних и тех же событиях, самый известный пример – два повествования о сотворении мира и человека в книге Бытия (граница проходит между 3-м и 4-м стихом 1-й главы). При этом в первом рассказе Творец называется просто Богом, по-еврейски אֱלֹהִים элохим, а во втором носит более сложное именование יְהוָה אֱלֹהִים, которое обычно переводится как «Господь Бог».

Поэтому «авторы» этих источников получили условные имена: Элохист (иногда пишут Элогист) и Яхвист (или Ягвист), а весь текст Пятикнижия был поделен между ними. Впрочем, к этим двум источникам были добавлены еще два: цельное и вполне самостоятельное Второзаконие и отдельно Священнический кодекс, который прежде считался частью традиции Элохиста. В классический вид «теорию четырех источников» привел в последней четверти XIX в. Юлиус Велльгаузен. С тех пор четыре источника традиционно обозначаются четырьмя заглавными буквами: E (Элохист), J (Яхвист), D (от латинского Deuteronomium, «Второзаконие»), P (от немецкого Priestercodex, «Священнический кодекс»). Эта теория получила название документальной гипотезы.

Когда она впервые была предложена, то казалась скандальной. К середине XX в. она стала мейнстримом и с ней мало кто спорил из серьезных исследователей, из гипотезы она превратилась в общепринятую теорию. Но, как это часто бывает с такими теориями, к концу века она стала выглядеть устаревшей. Представление о том, что было четыре независимых источника, которые в дальнейшем соединили тем или иным способом в единый текст, кажется, слабо или совсем не учитывает устную природу подобного рода традиций в Древнем мире. Недостатка в новых моделях нет, на русском языке они подробно описаны в книге «Введение в Ветхий Завет» и занимают в ней почти четверть объема[30], так что здесь можно подробнее на них не останавливаться. Общая тенденция – отказ от представления о четырех источниках в пользу представления о разнообразии устных преданий, которые постепенно включались в письменный текст (или, скорее, тексты) и впоследствии были сведены воедино.

И, как видим, анализ различных теорий происхождения Пятикнижия выглядит ключевым вопросом для исследований ВЗ вообще: что это за текст, какова его природа, как он появился на свет? От этого зависит многое и в отношении остальных ветхозаветных книг.