Библия и мировая культура

Чудо на Тростниковом море было воспринято народным сознанием как подлинное Богоявление, как знак вмешательства Бога в историю: это и было началом той встречи народа с Богом, которая станет сердцем и смыслом еврейской истории. Именно в честь этих событий — Исхода из рабства и чудесного спасения на море — был учрежден праздник Пасхи (Песах — от глагола пасах — «обошел», «миновал», как напоминание о том, что Господь миновал дома верных Ему людей и покарал дома фараона). Пасха в еврейской традиции навсегда стала праздником, не только напоминающим о событии древней истории, но являющимся выражением живой вневременной связи народа с Богом, преодоления рабства, выхода к новой жизни в каждом поколении, в судьбе каждого человека (генетически с этим связано и переосмысленное значение христианской Пасхи, знаменующей преодоление смерти и Воскресение Христово, открывшее путь к жизни вечной верующим в Христа). «Историческое событие, — писал А. Мень, — было для Израиля подлинным Богоявлением. Поэтому Исход превратился во вневременной символ праздника Пасхи, в знак непрекращающегося действия Промысла в жизни народа»[236].

Первой победой Моисея была горячая вера в покровительство Бога, которую он сумел вдохнуть в народ благодаря чуду на Тростниковом море. Славя Господа, народ поет песнь избавления — Песнь на море, или Песнь на переход через Чермное море (древний гимн, по стилистике близкий Псалмам, — Исх 15:1–21):

Пою Господу, ибо Он высоко превознесся;
Коня и всадника его ввергнул в море.
Господь крепость моя и слава моя,
Он был мне спасением.
Он Бог мой, и прославлю Его;
Бог отца моего, и превознесу Его.

(Исх 15:1–2; СП

)

Однако внешняя свобода, демонстрирует текст, еще не есть подлинная свобода. Беглецы должны были преодолеть более страшное рабство — внутреннее, обрести настоящую веру в Единого Бога. Только так толпа рабов могла превратиться в народ. Путь беглецов через пустыню к подножью горы Синай, где будут дарованы Скрижали с Десятью Заповедями, а затем сорокалетнее блуждание в пустыне осмысливаются как парадигма пути народа к подлинной свободе. Этот путь отмечен взлетами и падениями духа, резкими переходами от веры к сомнению и даже неверию, и именно на этом пути ярче всего выявляется духовная мощь Моисея — великого пастыря, принимающего удар на себя. Не случайно в иудейской традиции великий пророк получит свое ни с чем не сравнимое именование: Моше Раббену — Моисей, Учитель наш.

Уже в самых древних толкованиях пустыня, через которую пророк Моисей ведет свой народ, осмысливается как образ непросветленной тьмы плотских страстей, которые должен изжить в себе человек. Вероятно, есть великий смысл в том, что Десять Заповедей, равно как и другие заповеди и законы Торы, будут даны народу не в самом Египте, но в пустыне, хотя она по-прежнему — пустыня духовной нищеты. Но принять Заповеди могут люди, обладающие хотя бы внешней свободой. Только тогда они смогут осознанно их выполнять, а через осознанное выполнение Заповедей прийти к истинной свободе. Как пишет С.С. Аверинцев, «только тому, кто вышел — только духовно или духовно и физически, через борьбу с насилием извне или со своим же своеволием — из «дома рабства», только ему можно дать заповедь. Ибо в «доме рабства» для заповеди Божьей места нет: там жизнь человека регулируется совсем другими законами. Такова самая суть «дома рабства», его логическое определение…У каждого из нас должен быть как бы надел внешней свободы, чтобы на пространстве этой свободы исполнять заповеди. Как сказал Честертон, «раз есть заповеди Бога, должны быть права человека»»[237].

Путь через пустыню и предстает в Торе — в Книге Исхода и последующих трех книгах — как путь борьбы с самими собой, со своей привычкой к рабству, с привязанностью к египетским «мясным котлам», или «горшкам с мясом». Реальный же переход через пустыню для тех, кто уже на протяжении нескольких поколений жил на влажных благодатных лугах Дельты Нила, был, несомненно, необычайно трудным и страшным. Текст Книги Исхода демонстрирует, как даже малейшие трудности и испытания заставляют народ роптать, обращать свой мысленный взор к привычному и «уютному», несмотря на смерть и страдания, рабству. В эти минуты отчаяния и неверия на помощь пророку приходит чудо, которое вновь поднимает его авторитет и вселяет веру в сомневающихся. И хотя эти чудеса чаще всего могут быть объяснены вполне реалистически, важно то, что народное сознание воспринимало их как знак защиты и покровительства Бога, как Его чудесное вмешательство в историю. Само же крепнущее сознание, что они — народ Божий, придавало людям силы и уверенность, заставляло по-новому воспринимать мир, видеть за покровом обыденности — Тайну.