Впрочем, это бывает нечасто. В нашей деревне мало мальчиков того возраста, в котором лазают по деревьям к птичьим гнездам, или девочек, с важным видом вышагивающих по дороге с братом или сестренкой, прилепившимися на бедре, как огромная тряпичная кукла. Я повсюду замечаю их отсутствие. Война собрала скорбный урожай главным образом детьми моложе десяти лет. Эта огромная немая пустота медленно растет в наших душах. Война оставляет невосстановимые бреши не только в дамбах и стенах, но и в более важных сущностях.
Я веду занятия по здоровому питанию, гигиене и выращиванию сои для женщин. Они почтительно называют меня мама Нгемба и игнорируют девять десятых того, о чем я им говорю. Самая сложная задача – научить людей рассчитывать на будущее: сажать цитрусовые деревья, готовить компост из отходов для удобрения. Сначала я этого не понимала: почему люди противятся тому, что очевидно, – разведению фруктовых деревьев или улучшению почвы? Потом сообразила: для того, кто живет беженцем, поверить в круговорот сельскохозяйственных циклов – все равно что обратиться в другую веру.
Я должна была догадаться, ведь свою взрослую жизнь сама провела в подобных бесконечных скитаниях, как и все в нашем кооперативе. И только теперь, после того как десять лет проработала на этой земле, осознала в полной мере, почему потерпели неудачу попытки чужаков навязать себя Африке. Здесь – не Брюссель, не Москва и не Макон, штат Джорджия. Тут либо голод, либо потоп. И ты ничему не научишь местных жителей, пока сама этого не постигнешь. Тропики опьянят тебя сладким ароматом красного жасмина и сразят змеиным укусом, не успеешь и вдоха сделать. Это шок для душ, выросших в местах с умеренным климатом, привыкших надеяться и бояться.
Португальцы, видимо, были так потрясены, что раздели кроткое Конго догола, сковали цепями в ряды и в темноте приготовили к отправке. Прокляли его за недостаток товарных культур. Европейцы не могли представить разумное общество, не способное преодолеть данную ступень, нам еще и сейчас трудно это понять. В зонах умеренного климата самое естественное – выращивать поля колышущихся зерновых. Выращивать год за годом, не опасаясь наводнений и мора, в почве, рождающей зеленые побеги, которые склоняются под косой снова и снова, – хлеб из бездонной корзины. Поэтому христиане придумали притчу о хлебах и рыбах и верили в нее, ведь их земледельцы могли полагаться на изобилие урожаев и переправлять его в процветающие города, где люди позволяли себе прожить жизнь, не замечая факта – или игнорируя его, – что из зерна рождается растение.
Здесь вы либо знаете, для чего предназначено зерно, либо умираете от голода. Джунгли не дарят изобилия, чтобы прокормить большие массы людей, и не обеспечивают праздный класс. Местные почвы – это пористая, железистая красная глина, а дожди свирепы. Расчистить участок дождевого леса, чтобы посадить на нем однолетние растения, – то же, что снять с животного сначала мех, а потом шкуру. Земля стонет. Урожай однолетних зерновых держится на честном слове и на одном крыле [139]. И даже если вам удастся собрать его, нужны дороги, чтобы его вывезти! Сто́ит один раз проехать по суше и навсегда запомнить: дорога в джунглях – сладкая, однако тщетная, неосуществимая мечта. Земля крошится и распадается. Расплывается красными промоинами, напоминающими пасть кита. Плесень и лианы затягивают мертвую землю сплошным покровом. В сущности, все просто. Центральная Африка – буйное сообщество флоры и фауны, которому удалось соблюдать равновесие на дрожащей геологической плите десять миллионов лет: если расчистить часть плиты – то она превратится в руины. Прекратишь расчистку – равновесие медленно, но восстановится. Вероятно, в долгой перспективе люди снова заживут благополучно, только если вернутся на пути древнего Конго: будут передвигаться пешком, выращивать еду для себя поблизости от жилья, под рукой, пользоваться исконными орудиями и одеждой, произведенной здесь, на месте. Чтобы жить тут, не делая абсолютно все неправильно, требуется новое сельское хозяйство, новый способ планирования, новая религия. Я – «миссионерка наоборот», как сказала бы Ада. Начинаю каждый день, коленопреклоненно молясь о том, чтобы обратиться в иную веру. Прости меня, Африка, по великой милости твоей и по множеству щедрот твоих.