Читаем Библия, которую читал Иисус полностью

Семьдесят три псалма, приписываемых царю, позволяют нам заглянуть в его душу. Некоторым из них предпослано сообщение о тех обстоятельствах, в связи с которыми они были написаны. Я решил читать их в такой последовательности: сперва выдержку из духовного дневника самого Давида — псалом — и, основываясь на этом внутреннем свидетельстве, пытаться вообразить себе, какие «внешние» события вылились в эти слова. Затем я обращался к историческому повествованию Второй книги Царств и сопоставлял свои фантазии с тем, что имело место на самом деле.

В Псалме 55 (со знаменитой строкой «На Бога уповаю») Давид благодарит Бога, спасшего душу его от погибели и не давшего ноге его оступиться. Когда я читал этот псалом, я предполагал, что чудесное вмешательство Бога избавило Давида от некой грозной опасности. Что же было на самом деле? Я раскрыл главу 21 Первой книги Царств и выяснил, что Давид, попав в плен и страшась за свою жизнь, стал пускать слюни и рисовать на стенах, притворяясь безумцем и надеясь таким образом избежать казни. Никакого чуда не произошло — речь шла о хитром беглеце с хорошо развитым инстинктом самосохранения. Быть может, Давид в отчаянии взывал к Богу, и в какой–то момент озарения его осенила идея симулировать помешательство, но он приписал всю заслугу Богу, а не самому себе. Давид даже прибег к строгой форме акростиха, чтобы выразить свои мысли. Каждый стих этого псалма начинается со следующей по порядку буквы еврейского алфавита. Это серьезное и искреннее размышление о пережитом.

Затем я прочел Псалом 58: «Сила моя! Тебя буду воспевать я; ибо Бог — заступник мой, Бог мой, милующий меня». Вновь, когда читаешь этот псалом, кажется, что вмешательство Бога спасло Давида. Однако глава 19 Первой книги Царств описывает такую сцену: Давид выскользнул в окно, пока его жена отвлекала преследователей, подсунув им завернутую в козью шкуру статую. Вновь псалом приписывает Богу заслугу в таком деле, которое мы бы отнесли на счет обычной человеческой смекалки.

В Псалме 56 звучит иная интонация — интонация смятения и страха. «По–видимому, вера Давида поколебалась в тот час, когда он писал этот псалом», — подумал я и вновь ошибся. В главе 24 Первой книги Царств сообщается об одном из наиболее отважных подвигов этого героя.

Псалом 17 подводит итоги военной карьеры Давида. Эта песнь, написанная, когда он уже был царем, победившим всех соперников, перечисляет множество чудес, с помощью которых Бог избавлял Давида от опасностей. Если прочесть только этот псалом, не обращаясь к историческому повествованию, может сложиться впечатление, что Давид жил под покровительством какого–то доброго волшебника. Здесь ни словом не упоминаются годы изгнания, ночные битвы, бегство, хитроумные уловки, которыми заполнены Первая и Вторая книги Царств.

Словом, любая попытка судить о «реальной жизни» на основании псалмов обречена на провал. Воображение рисует нам благочестивого отшельника не от мира сего или робкого, подверженного неврозам человека, верившего в постоянную помощь Бога, но никак не сильного и доблестного героя. Как объяснить столь разительное несоответствие внутренней и внешней жизни царя Давида?

Для всех нас внутренняя и внешняя жизнь протекают параллельно. Если мы с вами участвуем в одном и том же мероприятии (скажем, в вечеринке), то «внешние» факты — что там было и кто присутствовал — будут для нас обоих одинаковыми. Но совершенно различными могут оказаться «внутренние» ощущения. Я начну размышлять о том, какое я произвел впечатление, показался ли я остроумным и симпатичным, не обидел ли кого, не допустил ли нелепый промах? Как я выглядел в глазах этих людей? Скорее всего и вы станете задаваться теми же вопросами, но уже со своей точки зрения.

Давид, похоже, воспринимал жизнь по–другому. Его подвиги — он убивал хищников голыми руками, сразил Голиафа, ускользнул от насланных Саулом убийц, разгромил филистимлян — давали ему право ощутить себя главным героем этой истории. Однако когда он вспоминал эти события и писал о них стихи, он выводил на первый план Иегову, Бога Израиля. Давид поистине переживал и ощущал постоянное присутствие Бога, он выражал это ощущение и в возвышенных стихах, и в земных делах, в любом случае сознательно вовлекая Бога в события своей жизни.

Давид полон уверенности, что он что–то значит в глазах Бога. Об одном из «чудесных избавлений» он говорит: «Он (Бог) вывел меня… ибо Он благоволит ко мне» (17:20). Когда царю кажется, что Бог его покинул, он тут же вопиет к Богу. Он первым произнес слова: «Боже мой, Боже мой! Для чего ты меня покинул?». Он призывает Бога к ответу, требуя, чтобы Господь тоже поддерживал их особые и столь важные для обоих отношения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2
А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 2

Предлагаемое издание включает в себя материалы международной конференции, посвященной двухсотлетию одного из основателей славянофильства, выдающемуся русскому мыслителю, поэту, публицисту А. С. Хомякову и состоявшейся 14–17 апреля 2004 г. в Москве, в Литературном институте им. А. М. Горького. В двухтомнике публикуются доклады и статьи по вопросам богословия, философии, истории, социологии, славяноведения, эстетики, общественной мысли, литературы, поэзии исследователей из ведущих академических институтов и вузов России, а также из Украины, Латвии, Литвы, Сербии, Хорватии, Франции, Италии, Германии, Финляндии. Своеобразие личности и мировоззрения Хомякова, проблематика его деятельности и творчества рассматриваются в актуальном современном контексте.

Борис Николаевич Тарасов

Религия, религиозная литература
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука