Библия Раджниша. Том 4. Книга 1

Вивек дала мне документальный фильм об истории математики. Можно сказать, что вся история математики является целой проблемой человеческого ума. В течение двух тысяч лет или более на Западе и в течение пяти — десяти тысяч лет на Востоке математики старались найти предельную науку.

Одна вещь очевидна для них — то, что только математика может стать предельной наукой по той простой причине, что вокруг вас нет математических вещей. Она — чистая наука. Вы не видите математических объектов, вы не можете сказать, что это — математический стул, а это — математический дом.

Математика — всего лишь чистая идеологическая игра. Она состоит не из вещей, а из идей. А поскольку идеи — собственность вашего ума, то вы можете очистить их до максимальной чистоты. Поэтому было сделано допущение, что математика может стать самой чистой наукой. Но были проблемы. Те математики не осознавали то, что ваш ум как таковой является проблемой и этот ум намеревается создать науку, в которой не будет ни проблем, ни противоречий, ни парадоксов.

Вы можете играть в игру. Вы можете создать стройную систему взглядов, но если вы взглянете на ее основание, вы узнаете, что в самом основании предельная проблема остается нерешенной. Например, геометрия Евклида… Я не мог слишком углубиться в нее по той простой причине, что я не мог согласиться с основными гипотезами.

Мой учитель геометрии просто сказал мне: «Твоя проблема не имеет ко мне никакого отношения. Найди Евклида — убирайся из класса. Найди Евклида и реши эти вещи с ним. Я бедный учитель, я лишь получаю свое жалованье; я ничего не имею общего с его фундаментальными аксиомами. Я преподаю все то, о чем написано в учебнике. Я вовсе не интересуюсь, правильны ли или ошибочны его фундаментальные гипотезы. Убирайся».

Он не позволял мне оставаться в классе. Я сказал: «Но как вы можете продолжать преподавать из года в год, зная, что основные моменты абсурдны?»

Он сказал: «Я никогда не знал этого; именно ты втолковываешь мне в голову то, что они абсурдны. Я никогда не беспокоился об этом; я не ученый и не математик, я просто бедный учитель. И я никогда не хотел быть учителем, я хотел быть инспектором, но меня не выбрали. Я пытался стать инспектором, но меня не выбрали. Я пробовал найти другие работы; нигде не было свободных мест. Я вынужден быть здесь учителем».

«Не терзай меня. Твоя проблема связана с Евклидом — не впутывай меня. Если ты хочешь прочитать то, что написано в учебнике, то я готов. Но если ты говоришь мне о том, что основные принципы ошибочны…»

Я сказал: «Я не могу продолжать до тех пор, пока я не буду уверен в основах, так как это опасно: фундамент здания упущен, а вы говорите мне, чтобы я взобрался на небоскреб. Я не могу сдвинуться ни на дюйм. Вначале я должен быть уверенным в наличии фундамента: есть ли там фундамент, который может удерживать этот небоскреб. Вы собираетесь упасть — это ваше дело, — но я не собираюсь падать вместе с вами. Если вы хотите совершить самоубийство, то совершайте его».

Он сказал: «Странно! В связи с Евклидом никто не совершает самоубийство. О чем ты говоришь?»

Я сказал: «Я говорю в точности то, что сказал. Это — самоубийство. Ни одна из гипотез Евклида не объяснима».

И все же на протяжении двух тысяч лет Евклид был основой не только геометрии, но и всех других наук, ведь его надо применять и в других науках. Он говорит о линии, о ее определении, о том, что она имеет только длину — только длину.

Я попросил учителя: «Начертите линию, которая имеет только длину. В тот момент, когда вы ее будете чертить, она будет иметь еще и некоторую ширину, как бы тонка она ни была». А точка, согласно Евклиду, не имеет ни длины, ни ширины. Я сказал: «Сделайте точку, которая не имеет ни длины, ни ширины. И тот же Евклид говорит о том, что линия состоит из точек — одна точка за другой, в ряд. Итак, линия имеет только длину; точка не имеет ни длины, ни ширины — тогда как же линия может иметь длину? Поскольку она имеет только точки, стоящие в ряд. Откуда появляется длина?»

Он лишь простер свои руки по направлению ко мне и сказал: «Просто уходи отсюда. Я сказал тебе о том, что я лишь бедный учитель, а ты выше меня».

Я сказал: «Это не ответ. Вы можете просто допустить, что эти аксиомы необъяснимы».

Но уму трудно допустить идею о том, что существует нечто необъяснимое. Ум имеет сумасшедшее побуждение к тому, чтобы все было объяснено… если не объяснено, то, по крайней мере, поверхностно объяснено. Все то, что остается загадкой, парадоксом, продолжает беспокоить ваш ум.

Вся история философии, религии, науки, математики имеет один и тот же корень, одну и ту же мысль — один и тот же зуд. Вы можете скрести себя одним способом, кто-то другой может делать это по-другому, но этот зуд должен быть понят. Этот зуд — вера в то, что существование не является таинственным: ум может ощущать себя успокоенным лишь в том случае, если каким-то образом существование лишено таинственности.