Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги

Допустим, Иисуса спрашивают: «Ты хочешь сказать, что без нашего участия Царство так и не явится сюда на преображенную землю?» Он отвечает: «Вот именно». Лучшим комментарием к этому, помимо двустишия Эмили Дикинсон, вынесенного в эпиграф данной главы, могут послужить слова архиепископа Десмонда Туту, сказанные в 1999 году во время проповеди в епископальном храме Всех Святых в Пасадене (Калифорния): «Бог без нас не будет ничего делать; как мы без Бога – не можем».

Но почему Иисус изменил свою точку зрения? Почему перестал верить, подобно Иоанну, в скорое вмешательство, и стал говорить о нынешнем сотрудничестве? Мне приходит в голову лишь одна причина: Иоанн ожидал, что скоро придет Бог, а скоро пришел лишь Антипа. Иоанн умер, а Бог ничего не сделал. Быть может, подумал Иисус, Бог так и не вмешается: ни сейчас, ни вскоре, ни вообще когда-либо. Были, есть и будут только завет между Богом и человеком, сотрудничество и соработничество.

Я думаю, казнь Иоанна изменила представления Иисуса о Царстве Божьем: не вмешательство, а сотрудничество. Царство Божье наступает лишь постольку, поскольку люди сами берут его на себя или входят в него. Это двусторонняя программа, предполагающая союз и соработничество. Ибо как возможно Царство без членов, граждан и сообществ?

Однако сразу началась путаница. Когда меняется парадигма, одни настроены резко против, другие в восторге, третьи (возможно, большинство) согласны, но понимают новые взгляды в свете старых. Скажем, в свое время автомобиль описывали как экипаж без лошади, радио – как беспроводной телеграф, а компьютер – как пишущую машинку с экраном.

Старая парадигма говорила о божественном вмешательстве в будущем, а новая – о сотрудничестве Бога и человека в настоящем. Люди, которые соглашались с концепцией Иисуса (Царство уже есть, но лишь при усилиях человека), почти немедленно стали добавлять к ней идею скорого завершения. И в христианско-иудейском мышлении надолго поселился соблазнительный вопрос: «Как скоро?»

Даже те, кто, подобно Павлу и Марку, настаивали на реальности Царства здесь и теперь, и необходимости войти в него, обещали близкий Конец. Аналогичным образом, как мы увидим в следующей главе, поступал и автор Апокалипсиса. Но с близким Концом они ошиблись… Кстати, нельзя полностью исключать, что и сам Иисус мыслил в подобном ключе. Но, по-моему, это далеко не факт. И дело не в том, что Иисус не мог ошибиться, а в том, что речения, на которых основана данная теория, выглядят неаутентичными: эти слова вложила в уста Иисуса ранняя традиция.

Приведем три примера: слова, которые Иисус не говорил. Их вложила в его уста последующая традиция:

Истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе.

(Мк 9:1)

Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все это будет.

(Мк 13:30)

Ибо истинно говорю вам: не успеете обойти городов Израилевых, как придет Сын Человеческий.

(Мф 10:23)

Впрочем, если Иисус это и сказал, то он глубоко ошибся: как минимум на две тысячи лет. Но ошибся он или нет, это не отменяет его главной интуиции, которая касается не конца, а начала Царства Божьего.

Я также спрашиваю себя: не бегство ли это от начала Царства – обсуждать его конец? Не попытка ли укрыться от христианского настоящего – спорить о христианском будущем? Откладывать эсхатологический вызов Царства Божьего до будущего, одностороннего и божественного вмешательства на небе, значит, уходить от настоящего, двустороннего, божественного и человеческого действия на Земле.

И еще – о ненасильственном сопротивлении. Говоря об Иисусе, как и об Иоанне, я провожу грань между человеческим и божественным насилием. Откуда известно, что движение Царства не предполагало физического насилия? Ответ мы уже знаем: Пилат счел Иисуса революционером и потребовал его официальной и публичной казни. Но Иисус не призывал к насилию, а потому необходимости арестовывать его последователей не было. Пилат все правильно понял.

Иосиф в «Иудейских древностях» (конец I века) и Тацит в «Анналах» (начало II века) определяют «христиан» как последователей «Христа». Они согласны, что Иисуса казнили, но сразу добавляют, что, вопреки этому, его движение не распалось и даже распространилось.