Расчет верный. Достаточно искры, чтобы пересохшая скошенная отава, положенная в рядки, заполыхала. А рядки тянутся по всему Тасеевскому лугу. Шатохин мог представить себе, с какой скоростью начнет распространяться огонь по лугу.
Нужно бы отдать распоряжение, чтобы отправляли автобус со школьниками. Майор выпрыгнул из подбитой машины.
Он бежал, увлекая за собой участкового и сержанта-водителя, туда, где занимался пожар. Красные языки пламени ползли по дорожкам из сена, взмывали вверх, и над этими языками клубился белесо-черный едкий дым.
Сделав глубокий вдох, Шатохин кинулся вперед. Рассчитывал на одном дыхании пробежать всю охваченную пожаром полосу. Но глотнул дыма, закашлялся — заслезились глаза.
— Товарищ майор! — услышал рядом голос Красникова. Молодой участковый показывал ему плоскую литровую фляжку. Из-под спирта.
Красников, наверное, хотел сказать, что сухое сено полили спиртом, чтоб лучше горело. Знаком Шатохин приказал: брось. Поискал глазами сержанта-водителя — здесь, и продолжал бежать.
От огнедышащего жара, от быстрого бега все тело стало липким. Удушье вызывало желание сделать выдох и набрать новую порцию воздуха. Он пересиливал себя, зная, что будет еще хуже.
Наконец дым и огонь перед глазами пропали, и Шатохин выскочил на неохваченную пока пожаром часть луга. Появились следом сержант и участковый. У водителя горел на спине пиджак. Красников два раза хлопнул по его спине, сбить огонь не удалось. Сержант достал из карманов пистолет, документы, снял и кинул пиджак на землю.
Шатохин тем временем высматривал, где архитектор и его напарники. Они бежали от наступавшего огня. Середец и Мустафин — к месту засады, Игольников забирал в сторону, по лугу наискосок. Тоже к лесу, но туда, где оперативников не было.
— Ваши эти двое, — Шатохин указал на Середца и Мустафина.
— Товарищ майор, я с вами. У этих одна двухстволка, — попытался возразить Красников.
— Ты их карманы, рюкзаки проверял? — парировал Шатохин. — Выполнять!
Архитектор бежал медленно, тяжело. Мешал груз, да и сказывалась усталость ночного похода по болоту. Шатохин быстро догонял.
Игольников обернулся, когда их разделяло около сотни шагов.
Увидеть за собой преследователя так близко он не ожидал. Однако среагировал тут же. С автоматом в руках всем корпусом повернулся к Шатохину.
В нескольких шагах от майора был небольшой стожок. Шатохин метнулся к нему, чуть упредив автоматную очередь.
Очень уж короткой какой-то была она. На слух Шатохин уловил это. Кончились патроны?
Он выглянул. Так и есть. Архитектор откинул пустую обойму и пытался достать запасную, опрометчиво засунутую в вещмешок.
— Брось! Застрелю! — Шатохин кинулся к архитектору.
Тот подхватил рюкзак, побежал.
— Брось автомат! — Предупредительный выстрел прогремел в воздух.
Игольников не бросил, не остановился. Ближайшая от него копна метрах в сорока. Если спрячется, может успеть достать и переставить обойму. Нельзя допустить. Шатохин бежал изо всех сил.
Считанные шаги оставались Игольникову до укрытия, и столько же Шатохину до Игольникова. На бегу Игольников сумел-таки развязать тесемки рюкзака, вытащил запасной рожок. Оставалось только приладить его к автомату. Шатохин размахнулся, кинул карабин под ноги Игольникову.
Архитектор споткнулся, кувырком упал на землю, выпуская из рук обойму, рюкзак. Из раскрытого мешка посыпались иконы. Но все это уже секундой позже. Шатохин услышал выстрел. Левую ногу выше колена обожгло так, что он присел, обеими ладонями закрыв обожженное место. Между пальцами просочилась кровь.
Выстрелил его карабин. Как это могло случиться? Вроде, перед тем, как бросить, поставил на предохранитель.
Архитектор сидел в пяти шагах от Шатохина, тяжело дыша, смотрел на него мутноватыми от усталости и бессонницы глазами.
— Витя Войцеховский! Немедленно беги к реке. Беги прямо на солнце и выбежишь к реке, — зазвучал усиленный мегафоном женский голос, наверное, приехавшей учительницы. — Ты понял меня, Витя! Беги к реке. На Тасеевском лугу пожар.
Послышался и скоро пропал шум мотора. Должно быть, автобус уехал с территории бывшего Иветского острога.
Игольников посмотрел в сторону, откуда доносились звуки, потом взгляд его скользнул по карабину.
— А ну, отползи дальше, — Шатохин вынул из кобуры пистолет, поставил на боевой взвод.
Игольников подчинился.
— Вот так… — Шатохин подвинулся вперед, подобрал карабин. — А теперь вставай, пойдем.
Игольникову не нужно было повторять дважды.
Шатохин смог сделать несколько шагов. Острая боль в ноге повалила его около рюкзака.
— Подожди, — велел он.
Игольников обернулся. Страх промелькнул у него в глазах.
— Я не стрелял. Не я ранил. Я не виноват, — быстро заговорил Игольников.
Шатохин молчал.
— Я пойду… Пара минут — и все. Поздно будет. Видите, что творится, — продолжал Игольников. Глаза его смотрели то на бушующее невдалеке пламя, то на оружие в руке Шатохина. — Можно? — с опаской еще раз взглянув на пистолет, не дождавшись разрешения, Игольников отступил, побежал прочь.
— Стоять! — голосом, которому нельзя было не подчиниться, остановил его Шатохин.