— Ну и что? — вопросом на вопрос ответила хозяйка и поправила посеребренные сединой волосы, которые были гладко зачесаны и скручены в тугой узел на затылке. Голос ничуть не потеплел.
— В годы войны я близко знал вашего мужа Федора Лукича…
— У него было много сослуживцев. Но как только он погиб, о нем сразу же все забыли. — Михеева на какое-то мгновение поджала тонкие губы. — О Федоре есть материалы в краеведческом музее, обратитесь туда…
Заметив, что женщина пытается закрыть калитку, он произнес:
— Мне надо поговорить с вами…
Помедлив, она ответила:
— Хорошо. Заходите.
Она пропустила гостя вперед.
В комнатах сплошные ковры. Яркие, узорчатые, они закрывали весь пол, две противоположных стены, широкую тахту. Несколько полумягких стульев, два низких кресла, изящный стол. На нем хрустальная ваза с букетом тюльпанов. С потолка свисает массивная люстра. В углу — цветной телевизор. Вдова, казалось, наслаждалась произведенным впечатлением.
Сама она была одета со вкусом. Только, пожалуй, переусердствовала с драгоценностями. В ушах серьги с поблескивающими камнями, на правой руке два золотых кольца, цепочка на шее. Рассказ Золотова о последнем наказе мужа она выслушала стоя. Поднесла к глазам батистовый платочек.
— Нам стало известно, что Федор Лукич перед провалом был дома. Не понимаю, почему он пошел на такой риск?
— Кто-то умышленно дал ему явки на центральную партизанскую базу, уже захваченную врагом, и к людям, арестованным гестапо, — голос у женщины взволнован. — Куда же ему было деваться?
— Мы Федору Лукичу явок в город не давали, — уточнил Золотов. — Предатель, что подозревался в провале вашего мужа, вам раньше был знаком?
— Нет. Скороходова видела несколько раз. Он часто отирался около офицеров немецкой армии. Суд установил, что он имел к провалу мужа только косвенное отношение… Федор вместе с ним уехал в лес к партизанам… Их сопровождали два человека. Как потом выяснилось — Лисицкий и Горбов.
— Кто они такие?
— Лисицкий до войны работал каким-то заготовителем в соседнем районе, при немцах стал предателем, был убит моим мужем в лесу. Горбов — переводчик гестапо, погиб во время бегства, — Михеева снова поджала и без того тонкие губы.
— С кем из них мог встретиться Федор Лукич, допустим, в городе?
— Мне этот вопрос задавали следователь и судья, — Михеева пожала плечами. — Из дома Федор отлучался всего раз ночью. Отсутствовал часа два. Вернулся, сказал, что уезжает в лес к партизанам. На следующий вечер я проводила его на окраину. Там, в одном из дворов стояли две подводы. На одной из них вместе со Скороходовым, Лисицким и Горбовым уехал и мой муж…
— Кому принадлежал двор?
— Не знаю.
— Вас вызывали в гестапо после ареста мужа?
— Я в ту же ночь сменила квартиру… После войны этот дом оказался бесхозным, мне как жене погибшего офицера продали его недорого… Мы сами с сестрой отремонтировали его, живем теперь в нем вдвоем.
Разговор о супруге был для Михеевой явно тягостным. Золотов понимал, что ей нелегко ворошить прошлое, что она вправе обвинять в провале всех, кто имел касательство к переброске разведчика в тыл врага.
Что ж, здесь делать больше нечего. Золотов на минуту задержался. Заметил два женских портрета. А где же фото Федора Лукича?
— Знаете, в альбоме есть фотокарточка мужа, — отгадав о чем он думает, поспешно стала оправдываться хозяйка. — Только никак не могу выбрать время, чтобы переснять ее…
Хоть недолго прожили Михеевы вместе, но память о нем священна. А тут никак «не выберет время». В тот момент поразился Золотов и тому, что Капитолина сумела прочитать его мысли! Выходит, она внимательно следила за каждым его словом и жестом! Он невольно посмотрел на нее.
Лицо неподвижно, в проницательных глазах то и дело вспыхивают недобрые огоньки, густые брови с изломом сдвинуты к переносью.
— С вами поддерживают связь бывшие партизаны из бригады Деда? — после некоторой паузы поинтересовался Андрей Петрович.
— Да, человек двадцать — тридцать. Я несколько раз присутствовала на их встречах, — Михеева назвала фамилии людей, сообщила, как их разыскать. — Кстати, и Казанец здесь. Он у нас председатель горисполкома…
Для Золотова это была приятная новость. Казанец — бывший командир прославленной бригады! Тот самый Дед, к которому шел на связь Михеев.
«ПОМНИТ ЛИ МЕНЯ партизанский вожак?» — тревожно думал Золотов, подходя к серому зданию горисполкома. Их встречи были крайне мимолетными.
Однако все опасения оказались напрасными. Казанец сдвинул на лоб очки, поспешно вышел из-за стола навстречу.
— Золотов? — в кабинете пророкотал бас. — Ну и ну! Не думал-не гадал встретиться с тобой, палки-моталки! Значит, и ты уцелел, выжил? — он обнял гостя, крепко поцеловал, смахнул непрошеные слезы. — А помнишь, как мы славно воевали? Сколько немецких эшелонов разгромили, сколько комендатур! Крепко с фашистом посчитались за народные страдания! А какие лихие бойцы были в отряде. Орлы!
Вспомнили о боевых товарищах. Золотов рассказал о Лебедеве. Казанец обрадовался, что тот жив, но, узнав о его болезни, загрустил.