Это его ошибка. Подсчитать вред утонченной религии, конечно, труднее, чем что бы то ни было, но это не изменяет дела. И Главполитпросвет не мог, не должен был пропустить фразу А. А. Покровского без примечания. Это, однако, нисколько не меняет нашего отношения к этому ценному работнику. Надо научиться проводить в жизнь лозунг Владимира Ильича: «Надо уметь строить коммунизм некоммунистическими руками». Пускать тезис о безвредности утонченной религии без всякого даже примечания, — значит, этого лозунга не понимать. Но таким же непониманием этого лозунга было бы неумение ценить такого работника, как А. А. Покровский.
КАКАЯ КНИГА НУЖНА ДЕРЕВНЕ
В своих воспоминаниях о Владимире Ильиче кто-то рассказал, как после его выступления в порту один рабочий сказал: «Самое главное, он говорит с нами всурьез». «Всурьез», т. е. о важном, о том, что для него самого имеет серьезное значение, что его самого волнует. То, что Владимир Ильич всегда говорил с рабочими не для препровождения времени, а «всурьез», особенно ценили рабочие. Этого же хочет и деревня.
То, что мы должны дать деревне, должно быть и с нашей точки зрения важно, полно содержания.
Обычно наши издательства, все — одни больше, другие меньше, — издавая книги для деревни, начинают гадать, что доступно деревенскому читателю. И знаете, мы совсем не так далеко ушли от дореволюционных «идейных» издательств, даже отстали от них. Даем о пчеловодстве и клевере, о том, как узнавать лошадь по зубам, с одной стороны, «О Спирьке-дезертире», «Как бабы самогон одолели» и «Живые мощи», «От нее все качества», «Песни Кольцова» — с другой.
Мы должны, обязаны дать деревне все то, что мы для себя считаем нужным знать, то, что считаем имеющим для всякого глубокое значение. Этого вправе требовать от нас деревня.
Это с точки зрения
Теперь с точки зрения формы. Форма должна быть такова, чтобы книжка была доступна крестьянину. Прежде всего она должна быть написана просто, т. е. без иностранных слов, с возможно меньшим количеством придаточных предложений, причастий и деепричастий. Язык должен быть как можно ярче и образнее. Но необходимо, чтобы язык был образен не вообще, а был пропитан образами, близкими читателю. «Как иссохшая земля жаждет воды, так жаждет народ знания», — пишет Л. Толстой. Этот образ близок крестьянину. Ленин сравнивает в «Что делать?» партию с машиной, а отдельных ее членов — с винтиками и колесиками этой машины. Работать машина может только тогда, когда каждый винтик на своем месте, и с точки зрения успешности работы машины одинаково ценна и работа махового колеса и самомалейшего винтика. Этот образ моментально впитывается рабочими и мало говорит крестьянину.
Чтобы понять, какая образность близка крестьянину, Владимир Ильич, между прочим, особенно внимательно читал и изучал словарь Даля, настаивал на его скорейшем переиздании.
Но этого мало. Есть целые научные исследования (например, Отто Каммерера), которые выяснили, что характер мышления у рабочего человека (тем более у крестьянина) иной, чем у интеллигента. Рабочий и крестьянин мыслят гораздо более образами, чем логическими рассуждениями. Так мыслит также художник. Это не низший тип мышления, как некоторые полагают, это просто другой тип. Поэтому в книгах, которые пишутся для деревни, необходимо как можно больше конкретности. Но, чтобы писать конкретно, надо знать хорошо современную действительность, конкретную крестьянскую жизнь. И тут-то обычно мы и наталкиваемся на главную трудность. У нас ведь такие вещи бывают. Пришлось мне читать одну биографию Ленина, написанную для крестьян. Биография была написана с прибауточками, в ней очень много говорилось о спорах по первому пункту Устава на II партсъезде, но ничего не говорилось об отношении Ленина к земле. Это, конечно, уж слишком грубая ошибка, над которой каждый рад посмеяться. Но разве мы не делаем на каждом шагу такого рода ошибок потому, что не знаем деревни, не знаем, куда устремлен ее интерес.