Читаем Библиотечное дело. Избы-читальни. Клубные учреждении. Музеи полностью

В первое время существования Советской власти большинство работников смотрело на клуб как на место разумных развлечений. Это не всегда так формулировалось, но сущность дела была такова. Клуб — это место разумного отдыха, место разумных развлечений. Может быть, в первый период существования Советской власти такой подход к делу был закономерен. В первое время рабочие хотели утвердить свое право на отдых, свое право на наслаждение искусством, свое право на целесообразные и разумные развлечения, на разумное препровождение времени. Этот первый период характеризуется засильем всевозможного рода театральных постановок — театр преобладал и составлял главное содержание клубной работы. Не очень обращалось внимание вначале даже на то, какие именно пьесы ставились. Мне помнится, как приехал из Нижегородской губернии с судостроительных верфей парень и с большим азартом рассказывал, что у них такое большое завоевание — свой клуб есть и спектакли ставят; а когда я его спросила, что ставят, он ответил: «Это неважно. «Свадьбу Дуньки»[19] ставим, но важно не это, а то, что свой клуб у нас есть». Самым важным было то, что есть свой клуб, что можно ставить спектакли и проводить там время как хочется — такое отношение было очень характерно в первый период существования наших клубов. Затем в следующий период, когда страна переживала гражданскую войну, клуб стал использоваться как агитационное место для проведения тех или иных кампаний, и этот взгляд на клуб как на очаг пропаганды и агитации, главным образом и в первую очередь как на очаг агитации, сохранился и до сих пор.

Сейчас мы наблюдаем ростки новых форм клубной жизни. Мы видим, что клуб начинает строиться снизу и создаются совершенно новые формы клубной работы, формы, где закрепляется новый быт, где выковывается общественное мнение, где как-то личная жизнь увязывается с общественной жизнью. Сейчас вы зайдете в клуб и увидите там и октябрины, и юных пионеров, и подношения этими юными пионерами символической матери какого-то сделанного ими самими покрывала, и всякого рода полуинсценировки, которые имеют громадное значение для изменения всего старого быта. Я как-то была у молодежи на смычке клубов. Они устроили около своего Рогожско-Симоновского клуба сад, собственными руками насадили цветы, устроили читалку в саду, на дорожках выложили белыми камешками: «Читай газету, читай журнал». — устроили сцену, вышили занавес звездами; на смычку клубов приглашены были ребята из других районов, а когда началось заседание, то подростки, почти уже взрослые, рассказывали, почему и как они вступили в клуб, и освещали всю свою жизнь; и видно было, как в этих общих клубных заседаниях и этих собраниях растет и укрепляется новая жизнь.

Может быть, сейчас в клубах обсуждается другой круг вопросов, чем обсуждался в 1917 г., может быть, эти вопросы меньше по размаху, но они близки к жизни и, главным образом, связывают повседневную жизнь членов клуба с общими большими задачами, стоящими перед Советской властью и рабочим движением.

Отражение новой жизни в клубной жизни, тесная связь клуба с жизнью его членов и являются, по-моему, тем новым, чего раньше в наших клубах не было. Раньше правление клуба сверху что-то строило. Правление клуба устраивало спектакли, правление клуба одно было очень активно, а массовые члены более или менее пассивно относились к тому, что делали: одобряли или не одобряли, но не они определяли характер клубной работы, смотрели на работу клуба как-то со стороны, и очень часто клуб превращался просто в театр, в место развлечения. Теперь кипит самодеятельность, замечается рост новых форм клуба; они требуют особенно бережного отношения к себе — необходимо дать возможность этому новому клубу развиться и укрепиться.

На руководителей клуба падает задача не столько самим придумывать разные формы работы, сколько внимательно наблюдать за тем, куда направляются интересы масс, помогать массе самой ставить работу, давать возможность ей развернуться, не идти наперерез ее устремлениям, навязывая ей старые формы, уметь ориентироваться на то, чего сама масса хочет. Повышение сейчас советской общественности, советской самодеятельности требует иного отношения, гораздо более внимательного отношения к массам, гораздо более умелого подхода к ним, умения вслушиваться, всматриваться в то, чего эта масса хочет, не столько вести массу, сколько идти с массой. Это одна сторона дела.

Перейти на страницу:

Все книги серии Н.К.Крупская. Собрание сочинений

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное