Библиотечный шпион

– Простите, но я правда не знаю никакого Пьера, – повторила Элен, чувствуя, как тяжело давит в груди.

Потерянность скользнула по лицу Клодин, сменившись покорным безразличием.

– Я не могу больше прятаться. Если я не раздобуду документы, меня увезут, как и прочих. – Она моргнула, и по щеке у нее покатилась слеза.

Она была права, и огонь в сердце Элен превратился в бушующий пожар.

– Берите мои. – Она схватила свою сумочку и вытащила аккуратно сложенные бумаги – не только удостоверение личности, но и карточки на еду и одежду: в конце концов, выписанные на ее имя, без удостоверения личности они для самой Элен становились бесполезны. А так с толикой провизии и новой одеждой у Клодин появлялся шанс спастись.

В ответ на этот жест та распахнула рот от удивления.

– Ваши. Но как…

– Мы похожи и одного роста, – пояснила Элен, втискивая документы в руку Клодин. Но та не сделала ни малейшего ответного движения, чтобы взять их.

– А как же вы?

Элен пропустила вопрос мимо ушей, не желая прямо сейчас задумываться о последствиях.

– Мне не грозит такая опасность, как вам.

А Клодин действительно грозила огромная опасность: слишком многих евреев погрузили в поезда – целые семьи с маленькими детьми, – увезли, и больше их никто не видел. Это было невыносимо, и именно поэтому Элен так яростно пыталась выбить у мужа согласие вступить в Сопротивление. И теперь, когда ей выпал шанс реально кому-то помочь, как она могла его упустить?

– Прошу вас. – Она вжимала документы в ладонь Клодин, пока та наконец неохотно не сомкнула на них пальцы. – Скоро начнется комендантский час, оставайтесь здесь до утра.

Но Клодин покачала головой.

– Я не могу подвергать вас еще большему риску, после того… – Голос у нее прервался, и она подняла руку с зажатыми в ней документами. – После этого.

Элен хотела возразить, но Клодин уже попятилась к двери, сбивчиво шепча бесчисленные благодарности, в которых Элен не нуждалась – любой француз поступил бы так же, зная, каким открытым и жестоким гонениям нацисты подвергают евреев.

Воспоминания о Люси нахлынули на нее.

С ней, единственной в Лионе, Элен завела дружбу: они как-то вместе стояли в очереди за хлебом, шел дождь, и Люси пригласила спрятаться под ее зонтом. День стоял серый и промозглый, но Люси излучала такую жизнерадостность, что собеседник забывал о ненастье. Бездетная, как и Элен, она плевать хотела на замечания окружающих (которые задевали Элен) и отмахивалась от них с веселой небрежностью.

Неважно, какая вокруг царила тьма, Люси всегда находила в ней проблеск света.

Именно ее яркий огонек помог Элен в те дни, когда начался голод, когда комендантский час загнал ее ежедневную жизнь в тесные рамки, когда стало невозможно выйти из дома без удостоверения личности и пачки талонов на питание.

А потом как-то ночью Люси пропала вместе с мужем, их квартиру перевернули вверх дном и вынесли все ценные вещи. Многочисленные попытки разузнать, куда пропала подруга, оказались бесполезны, так что Элен даже не знала, чем могла бы помочь. Примерно в то же время Жозеф наотрез отказался вступать в Сопротивление, и руки Элен оказались окончательно связаны. Но ярость тлела в ней, как угли под пеплом.

И вот наконец ей удалось сделать хоть что-то стоящее.

Она закрыла дверь за Клодин и снова окунулась в тишину пустой квартиры.

* * *

Последствия вчерашнего порыва нахлынули на Элен на рассвете, когда весь Лион еще спал. Миновал комендантский час, а Жозеф так и не вернулся, но теперь она не могла отправиться в полицию, чтобы разузнать о его местонахождении: никто не станет разговаривать с ней, не увидев удостоверения личности. Если она заявит, что потеряла документы, полиция начнет искать вора, а если Клодин поймают с этими документами…

Нет, полиция теперь отпадает.

Кинув взгляд в сторону кухни, Элен вспомнила, что у нее оставалась только горбушка хлеба и несколько клубней топинамбура, которые ей удалось раздобыть накануне. Недостаточно на целый день. Ее желудок, которому вчера не достался даже такой скудный ужин, тихо заурчал.

Придется еще раз навестить Этьена, возможно, на этот раз она застанет его дома. Обращаться к кому-то еще за помощью она не рискнула бы, а Этьену доверяла. Их мирок стал теперь таким разобщенным, каждый следил за тем, что говорит, что делает, с кем общается. В этом мире на вооружении захватчиков стояли пулеметы и страх, а французам остались лишь пустые корзинки и сила запрещенных речей.

Сообразив, что вызовет нежелательный интерес, выйдя сейчас на пустые улицы, Элен сварила топинамбур и съела вместе с горбушкой хлеба. Едва рассвело, она взяла с полки корзинку и сумочку, с которыми обычно выходила в город. У нее редко спрашивали документы, и с чего бы сегодня что-то должно было измениться? Нужно было просто вести себя как всегда.

Однако сложно вести себя как обычно, когда сердце готово выпрыгнуть из груди. Элен шла все быстрее, пока сама не услышала, какую лихорадочную дробь выбивают деревянные подошвы ее башмаков, и замедлила шаг, глядя прямо вперед, сосредоточившись на своей цели и надеясь, что ее не остановят.