Библиотека мировой литературы для детей, т. 30, кн. 2

Говорят, что злых духов нет, — неправда! Злые духи — это наше плохое настроение. Оно как ворожба, как злые чары, — все из рук валится. И дело не клеится, и жизнь не радует. И кажется, без толку аукаться, раз никто не ответит тебе. Ухожу от пристанища охотника в самую глубь тростников, ухожу избавляться от духов!

Вечер и тишина. За синими увалами далеких гор — золотисто-жиденькая заря. На желтой заре четкий силуэт черного голого тополя. На сучке головастый и куцый сычик — неподвижный, словно нарост. Над головой сыча мигает первая звездочка.

Приглядись, на чем задерживается твое внимание?

На чем задерживается, то и твое. Это ты сам, рассыпанный по земле, это части тебя. Не важно, большие они или маленькие, — они твои. Бывает, стыдно признаться, какие мелочи привлекают внимание. А что поделаешь, от себя не уйдешь. Ты есть ты и в большом, и в малом.

Днем сегодня снова порхали бабочки — это в декабре-то! Раскорякой — как заводная игрушка! — шагала по солнышку черепаха. Я прошел по ее следу назад и наткнулся на кабаньи порой. Кабан, копаясь, выковырнул из земли зазимовавшую черепаху — и пошагала она искать себе более спокойное место.

Сумерки. Я провожаю день, сыч встречает ночь. Порхает летучая мышь. Умиротворенно гогочут гуси, свистит куличок. Все разгоняют духов.

Сыч вспорхнул и улетел на охоту. Пора и мне на мою охоту — неизвестно за кем.

3 декабря.

С утра дождь со снегом: то ли поздняя осень, то ли ранняя весна. На дорогах месиво — на каждый сапог налипает по пуду глины. Жаворонки сидят на обочине притихшие и нахохленные, на спинах белеют сырые снежинки. Недовольный зяблик трепыхается, скользя по наклоненной тростинке. Воровато пролетел по низу серый сорокопут, мелькая черно-белыми крылышками. Взвился вверх, уселся на маковку дерева и забелел. Как лист бумаги, гонимый ветром, пронесся над темным бурьяном седой ширококрылый лунь. Белая цапелька, мокрая и взъерошенная, сгорбилась на коряге. Прошлепал по слякоти заяц: жалкий, в мокрых сосульках, какой-то непривычно темный.

А снег все падает и липнет на тростники, клонит метелки вниз. Тихие снежинки пухом оседают на огромную серую лужу, а из глубины лужи навстречу им словно бы взлетают другие. Ранние сумерки заволакивают неприятные мокрые тростники.

Под ногами хлюпь, турачи и фазаны забились в крепь, притихли и дремлют там, уткнув носы в теплые перья. Грузный кабан, недовольно сопя, ломится напрямик, стряхивая на себя снег и воду. Да мокрый шакал чмокает по тропинке, и вазелинная жижа выдавливается между пальцами.

Впереди над тростниками столб и что-то на столбе темнеет. Ворона? Сова? Нет, дикий кот! Не хаус, привычный к тростникам и воде, а лесной дикий кот, который, как коту и положено, ненавидит сырость и слякоть. Вскарабкался на ветерок — и с омерзением смотрит вниз на промозглую крепь. Близко меня подпустил, все надеялся, что не замечу или пройду стороной. Но столб у самой дороги, и разминуться нельзя. Во всех движениях кота видно, до чего ж неохота ему спускаться в сырость — только что не плюется! Хорошо собаке, даже плохой хозяин в такую погоду ее не выпустит! А дикой кошке укрыться негде. Нет ничего более унизительного, чем мокрая кошка.

Кошки звери особенные.

Кошки не собаки, у тех душа нараспашку. Кошка понятна только тогда, когда ей что-нибудь от тебя надо. А получила — и до свидания! Приглядитесь к кошке, когда она просто лежит и смотрит на вас. Нет ничего загадочнее кошачьих глаз. Словно знает о тебе такое, о чем ты и сам не догадываешься. Знает, но помалкивает — до времени, до поры…

Над кошкой хозяина нет, кошка человеку не служит. А что мышей ловит — так это она для себя.

Сбоку от тропы светится огонек. Дом охотника: в темноте он похож на большую скирду тростника. Из оконца светит таким уютом, соблазн его так велик, что не задумываясь сворачиваю к «скирде». и вот уже сбрасываю на печь набрякшую телогрейку, в руках у меня горячая кружка с чаем. Хозяин режет огромным ножом хлеб и сало. Сухо, тепло, светло. Темные тростниковые крепи — промозглые, страшные, неприютные! — остались за дверью. Они теперь угрюмо смотрят на нас черными глазами окон. Да поскуливают за дверью бездомной собакой, когда мы умолкаем.

Кот с печки светит глазами, собака под столом постукивает хвостом — они одним ухом слушают нас, а другим — ночь.

Разговоры о тростниках. Охотник говорит, что котов на столбы загоняет не слякоть, а шакалы. А когда шакал и кот встречаются на узкой дорожке — шакал разворачивается и бьет кота… задом! Боится, как бы кот не выцарапал глаза!

Охотник уверяет, что шакалы не трогают зайчат, фазанят и турачат — не чуют. Рядом совсем пробежит и даже не остановится. И кабана сейчас в тростниках не увидишь. А вот снег тростники положит, начнут кабаны через завалы сигать — тогда их можно стрелять даже влет, как фазана и перепелку.