Через некоторое время удочка у него в руках помертвела. Он стал наматывать леску на катушку, пока не почувствовал тяжесть грузила, и тут опять появилось легкое подрагивание, и трепет по руке передался сердцу, от чего кровь веселее потекла по жилам «И хотя солнце уже садилось и по коже пробегали мурашки, он весь горел от ожидания. Даже если он ничего не поймает, все-таки будет что рассказать маме.
«Мы удили по очереди. Пока Брайан купался, я удил со скалы. С крайней скалы, куда ходят взрослые».
Или: «У Брайана не клевало, и он попросил меня попробовать. Он говорит, если бы мы удили во время прилива, то оба наловили бы по ведру».
Пахло наживкой, подсыхающими лужами, водорослями, нагретыми солнцем. По мере того как море отступало, плеск воды все замирал. Блестящее зеркало песка потускнело. Купальщики из пансиона поднялись на свой утес. Руки у мальчика затекли, тело онемело. Может, можно сесть и зажать удочку между колен?
Вдруг леска со свистом рванулась с катушки, раздался всплеск и удилище так дернуло, что оно почти перегнулось пополам.
— Брайан! — завопил он. — Брайан, у меня клюет!
Ответа не было. Он повалился на скалу, расшиб колено, опрокинул жестянку с наживкой, но не выпустил удочку из рук.
— Брайан! Скорей, Брайан! Мне не удержать!
Он с трудом поднялся на ноги, чувствуя, что борется с диким и непобедимым чудовищем, вроде тех, которых ему приходилось видеть во сне. Из его горла вырывались бессвязные вопли. Как сквозь туман он увидел, что Брайан торопливо бежит к нему по скалам, услышал, что далекий голос просит его держать крепче. Но удочка согнулась, будто вот-вот треснет; леска металась по воде как сумасшедшая.
— Ладно, старина, — спокойно произнес над ним голос. — Теперь давай я.
Над ним уже стоял Брайан — ловкий и всемогущий Брайан — и протягивал руку за удочкой.
— Черт, на этот раз ты поймал здоровую рыбу.
— Тунца?
— Нет, помельче, но зато и порезвее.
Задыхаясь, мальчик подбежал к воде. Рыба еще сопротивлялась, но леса неумолимо тянула ее к берегу. Около скалы она сделала последнее усилие сорваться; опять запела катушка. Выдержит ли кетгут вес этой махины? Воспользовавшись набегающей волной, мужчина рванул, и вот рыба лежит на краю скалы, выпучив глаза, колышущаяся глыба серебра.
Вне себя от радости мальчик опустился рядом с ней на колени.
— Вот громадина, правда, громадина, Брайан? Нам еще ни разу не попадалась такая крупная… Никому такая крупная не попадалась. Сколько она весит?
— Фунтов восемь. Может, и все десять… Неплохо для спиннинга.
— И ведь это я ее поймал, да, Брайан?
— Конечно. А я… У меня даже не клюнуло.
Возбуждение сменилось в душе мальчика благоговейным страхом. Он почти испугался своей неожиданной силы. Это ведь не какой-то мерлан из тех, что суетятся в мелководье; это было чудище, вырванное из таинственной жизни морских глубин. И оно попалось на крючок благодаря ему!
— Ну, а теперь одевайся, — сказал мужчина. — Ловля окончена.
Они шли домой по сглаженному отливом песку, погруженные в молчание; Брайан крепко держал за жабры морского окуня. Мальчик то и дело искоса поглядывал на рыбу.
— Брайан, можно я ее понесу, когда подойдем к дому?
— Конечно. Это твоя рыба… Чья же еще? Я донесу ее до ворот, а в дом ты сам ее втащишь. Все равно мне еще надо сбегать в отель переодеться.
Он был какой-то рассеянный, ему, видно, не хотелось разговаривать. Сам примолкнув от волнения, мальчик вприпрыжку бежал вперед, поминутно оглядываясь. Они подошли к скале, за которой начиналась зеленая низина, спускавшаяся к реке. Вот отель с красной крышей и широко раскинувшимися пристройками. И почти напротив, через реку, — дом его матери.
Мальчуган не чуял под собой ног. Он жил уже той минутой, когда он со своей рыбой в руках взберется на крыльцо и вбежит в гостиную, где с книгой лежит на кушетке мама. Он уже видел, как она испуганно уронит книгу и вскочит: «О Лео! Откуда у тебя такое страшилище?»
Очень бесстрастно он ей ответит: «Это морской окунь. Его поймал я. Брайан говорит, около десяти фунтов. А сам он час удил и ничего не поймал».
Гордость распирала его, ослепляя. Его подняло на гребне волны и вынесло из детства на сияющий берег. Он так ясно видел эту сцену в гостиной. Изумление в маминых глазах, когда она спрыгнет с кушетки, обнимет его за плечи и с трепетом скажет: «О Лео!»
Отныне все пойдет по-другому. Она уже не сможет обращаться с ним, как с ребенком. И теперь, когда они поедут на отмель, он сам сядет за весла, один будет бегать днем на мол, где рыбаки чинят свои сети, и спать будет уходить, только когда ему самому захочется, а картонную коробку с ракушками поставит в своей комнате, чтобы, как проснешься, она была под рукой. Даже папа, когда завтра приедет…
— Ну как, старина?
Оставив мужчину у ворот, он со своим грузом взобрался на крыльцо. Колени его дрожали, но он чувствовал себя силачом.