— Некоторые люди говорят в нос. Многие храпят носом, а избранные свистят или поют в нос. Кое-кого водят за нос, другие суют нос, куда не следует. Носы откусывали бешеные собаки и киноактеры в душераздирающие минуты любовной страсти. Под самым носом захлопывались двери, и порой носы попадали в машинку для сбивания яиц и даже в радиолу. Нос неподвижен, как зуб, но, находясь на движимом предмете — голове, вынужден терпеть всяческие злоключения, поскольку его таскают повсюду, где он только мешает. Задача носа — пронюхать, не пахнет ли жареным, но люди порой воротят нос от чужих мыслей, поведения или внешности.
Он посмотрел на Хьюберта Экли и Элен Элиот — ее нос вместо того чтобы задраться кверху, почему-то слегка повис книзу.
— Такие люди, — продолжал Гомер, — обычно задирают нос до небес, словно рассчитывают попасть в царствие небесное. Большинство зверей имеет ноздри, но лишь немногие из них имеют нос в подлинном смысле этого слова. И все же чувство обоняния сильнее развито у зверей, чем у человека, хотя у человека нос что надо. — Гомер Маколей глубоко вздохнул и решил закругляться. — Главное свойство носа заключается в том, что он вызывает ссоры, войны, кладет конец испытанной дружбе и счастливым бракам. Ну, а теперь смогу я пойти на стадион, мисс Хикс?
Хотя старенькая учительница древней истории и осталась довольна столь изобретательной речью на такую пустяковую тему, она не могла допустить, чтобы ораторское искусство помешало ее усилиям навести порядок в классе.
— Вы останетесь после уроков, мистер Маколей, — ? сказала она, — и вы тоже, мистер Экли. Теперь, когда мы покончили с вопросом о носах, я попрошу кого-нибудь высказаться о том, что было сегодня прочитано.
Желающих высказаться не нашлось.
— Давайте, давайте, — настаивала мисс Хикс. — Пусть кто-нибудь выскажется. Кто хочет?
На ее призыв откликнулся только озорник Джо.
— Носы бывают алые, — сказал он. — Фиалки же лиловые. А класс у нас убийственный. Как и мы с тобой…
— Еще кто-нибудь? — предложила мисс Хикс.
— У мореплавателей и путешественников обычно бывают длинные носы, — заявила одна из девочек.
— Все дети о двух головах имеют по два носа, — добавил Джо.
— Нос никогда не растет на затылке, — пояснил один из почитателей Джо.
— Еще кто-нибудь, — сказала мисс Хикс. Она обратилась к одному из мальчиков: — Ты, Генри?
— Я ровно ничего не знаю о носах, — сказал Генри.
Джо спросил Генри:
— А кто был царь Минос?
— Минос был в Древней Греции, — сказал Генри.
— Был у Миноса нос? — спросил Джо.
— Конечно, был.
— Ну, а почему бы тебе не сказать: «У Миноса был во какой нос!» У нас же урок древней истории. Почему бы тебе ее и не выучить хоть раз в кои-то веки? Минос — нос — древняя — история. Постиг?
Генри старался постичь.
— «Минос — нос», — повторил он. — Нет, погоди, не так. Нос у Миноса был велик во весь лик.
— Эх, ты! — сказал Джо. — Ничему ты никогда не научишься и на старости лет помрешь в богадельне. Почему бы тебе не сказать: «Даже Минос и тот имел нос». Понимать надо. Ты за собой последи.
— Довольно, — сказала мисс Хикс. — Еще кто-нибудь?
— Рука проворнее глаз. Но течет только из носа, — сказал Джо.
— Мисс Хикс, — вставил Гомер, — позвольте мне участвовать в беге на двести метров с препятствиями!
— Меня совершенно не интересуют никакие препятствия, — сказала мисс Хикс. — Еще кто-нибудь?
— Послушайте, — сказал Гомер, — разве я не вдохнул жизнь в ваш сонный класс? Разве я не заставил их всех говорить о носах?
— Это не имеет отношения к делу, — сказала учительница древней истории. — Еще кто-нибудь?
Но было уже поздно. Прозвучал звонок. Все поднялись и направились на стадион, за исключением Гомера Маколея и Хьюберта Экли Третьего.
Януш Корчак
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Ночью выпал снег.
Белым-бело.
Сколько лет я не видел снега. После долгих, долгих лет я снова радуюсь снегу, тому, что все вокруг бело.
И взрослые любят хорошую погоду, но они думают, рассуждают, а мы словно пьем ее! И взрослые любят ясное утро, а нас оно пьянит!
Когда я был взрослым, то, увидев снег, я уже думал о том, что будет слякоть, чувствовал на ногах мокрую обувь. «А хватит ли на зиму угля?» Ну и радость — она тоже была, но словно присыпанная пеплом, загрязненная, серая. Теперь я чувствую одну только прозрачную, белую, ослепительную радость. Почему? Да просто — снег!
Я иду медленно, осторожно. Мне жалко топтать эту радость. Все кругом искрится, сверкает, сияет, переливается, играет, живет! И во мне тысяча искорок. Словно кто рассыпал по земле и в душе моей алмазный порошок. Посеял — и вырастут алмазные деревья. Родится сверкающая сказка.
На руку падает белая звездочка. Хорошая, маленькая, родная. Жалко, что она исчезает, словно ее вспугнули. Жалко! Или дуну — и радуюсь, что ее нет, потому что уже села другая. Открываю рот и ловлю их губами. Чувствую хрустальный холодок снега, чистую холодную белизну.