Библиотека потерянных вещей

Я поднималась к нашей квартире медленными бесшумными шагами. Вдохнув в легкие побольше воздуха, повернула ручку. От входа мне открылась картина, какой я не видела больше четырех лет. Мама и бабушка сидели, крепко обнявшись. Они не слышали, как я вошла. Бабушка гладила маму по волосам и что-то нашептывала.

– Мама. – Так я начала.

Новая глава в моей истории началась с маминого взгляда – ее глаза были как эта огромная комната, когда она была просторной, и занимали почти все мамино лицо, чтобы вобрать в себя как можно больше.

Я подошла ближе, бабушка отодвинулась, пропуская меня.

– Я тоже врала. – Мои три слова. Я цитировала саму себя.

Мама покачала головой:

– Малышка, это не одно и то же. Ты была еще ребенком. Девочкой, на которую все это навалилось.

Там, в комнате, я казалась себе очень прямой и высокой. Я больше не хотела тот браслет с подвеской из «Желтого пера». Мой позвоночник сам был как стрела.

– Я притворялась как только можно. Друзьям в школе говорила, что к нам нельзя, потому что у нас травят насекомых, или чистят ковролин, или красят стены, или что у тебя ненормированный рабочий день. – Я загибала пальцы, перечисляя. – Говорила, что ты почему-то против ночевок. И до сегодняшнего дня не хотела, чтобы Эшер забирал меня отсюда. Он мог заглянуть в квартиру, поэтому я и назначала встречи где угодно, только не здесь. Понимаешь? Мне было проще быть невидимкой. Люди перестали интересоваться, а когда все-таки задавали вопросы, я выходила из положения с помощь вранья. Я растаяла, слилась со словами и с книгами. – Я указала на свою библиотеку. – Я копила их.

У мамы приоткрылся рот.

– Ну да, здесь подходит это слово. Накопительство. Я их копила. И давала ход полуправде, потому что мне было стыдно.

Я вспомнила Эшера, домашнее тепло его рук и его смех, который, будто рев реактивного самолета, отдавался у меня в коленках. «Пиши, как только пожелаешь», – сказал этот парень.

– Я врала, но теперь я принимаю себя такой, какая я была и какая я есть.

Именно так я хотела писать про себя. Именно так началась моя история. И если я могла посмотреть моему прошлому в глаза, то и мама могла тоже. Мы обе могли изменить наше будущее. Это ощущалось как подарок – от меня.

Мама прижала пальцы к вискам:

– Мой проступок гораздо серьезнее, чем ложь, и я за ним ничего не вижу.

– Так бывает, когда ты пытаешься посмотреть сквозь что-то. – Я обвела комнату руками. – Не смотри сквозь. Смотри на это.

– До сих пор я каждый день, – сказала мама слабым голосом, в котором слышались слезы, – я до сих пор вижу, как уезжаю прочь.

– Оставив меня, ты поступила ужасно! Мы с тобой не можем ни сказать, ни сделать ничего такого, что это исправило бы. Но мы – ты и я – можем поступить правильно сейчас. Мы можем жить нормально.

– Как? – спросила мама.

– Ты можешь стать мамой, которая давным-давно оставила меня, но потом вернулась домой и больше никогда не бросала меня. Еще ты можешь быть той, кто ты есть на самом деле. Даже если у нее неразбериха в жизни.

Мама подняла брови. Я резко выдохнула:

– У тебя в жизни неразбериха, да и у меня тоже. – Я указала рукой. – И у бабушки. У всех моих одноклассников и у тех дам, кому ты накладываешь тени на веки и красишь губы. Внутри у них неразбериха. У всех у нас так.

Мама открыла было рот, но тут же закрыла. Она проделала это три или четыре раза, оглядывая накопленное. Наконец она встала, прямая как стрела, – такой я ее никогда не видела.

– Я оставила своего младенца.

Для меня это оказалось сильным признанием. А еще оно было настоящим, и я расплакалась.

Мама обняла меня и прижала к себе – никогда еще в этом доме мне не было так уютно. Добро пожаловать. Несколько мгновений было тихо, а потом мама приложила ладонь к моей щеке:

– Ты сможешь меня простить?

– Думаю… думаю, что уже простила. – Это стало сюрпризом для меня самой, еще одним подарком, который был слаще, чем кексы на день рождения.

Она поцеловала меня в лоб и впервые за долгие годы взяла в руки книгу. Ее старый «Питер Пэн» раскрылся в ладонях, как бабочка, и казалось, что мама с ним с самого детства не расставалась.

– Я готова немного прибраться. В квартире и в голове.

– Нам нужно вернуться на консультации, – сказала я. Мамины слова все еще звучали у меня в сердце.

– Я бы тоже хотела пойти, – встав между нами, сказала бабушка Уэллс.

И все мы закивали. Значит, договорились. И когда мы взялись за руки, не отпуская мамину старую книжку, я придумала новую историю.

В ней девочка-невидимка покинула свою библиотеку и попала в настоящую жизнь. И в главе, когда все развалилось на части, летающий мальчик дал ей перо и широко раскрытую книгу размером с земной шар. И девочка вписала этого мальчика в свое самое волнующее приключение и отредактировала все свои невозможности так, что они стали возможностями. И этот дар был так щедр, что девочка решила поделиться им. И подарила своей маме.

Позднее, сидя рядом с Эшером и наслаждаясь видом на океан, я наконец смогу ответить на его вопрос. Тот самый. Это моя история, и она у меня самая любимая.