Библиотека потерянных вещей

Маму стало клонить в сон, веки сомкнулись. Я бросилась и подхватила ее, чтобы она не упала и не поранилась об осколки. Глотая подступающие слезы, я продолжала:

– «Как никогда в жизни, изнемогала она от волненья, сожаленья, стыда».

Я убрала с маминого лица влажные пряди волос. Мы походили друг на друга не только сложением: у нас обеих была светлая кожа с розовым подтоном и золотисто-каштановые волосы с красноватым отливом. Не настолько ярким для того, чтобы назвать нас рыжими. Но достаточно заметным: Марисоль считала цвет наших волос необыкновенным и утверждала, что такой оттенок – настоящее цветоколдовство. Мамины волосы были все одной длины, до подбородка. Я носила градуированную стрижку до плеч. Я никогда не стремилась походить на эту женщину. Но, кроме меня, у нее никого не было – никого, кто уложил бы ее в постель, где она уснет до рассвета.

Мне удалось поднять ее со стула и обхватить одной рукой. Мама была такой тяжелой, что мне казалось, будто я держу несколько человек. Зажмурившись, я шепотом дочитала отрывок из «Эммы» до конца:

– «Его слова потрясли ее. Он сказал правду, отрицать было бесполезно. Она в душе сама это знала».

На заключительных словах я почувствовала, что мне уже не так тяжело. Я резко открыла глаза и с удивлением не только увидела, но и ощутила, что с левой стороны маму поддерживает Марисоль.

* * *

– Надо было макияж ей снять, – сказала Марисоль, когда мы обе уже валялись на моей кровати, лежа на животе.

Дыхание подруги пахло арбузной жвачкой. Десять минут назад мы закончили убираться на кухне и наводить порядок в квартире – ну, насколько это возможно в доме накопителя.

– Никому нельзя пренебрегать уходом за кожей, – добавила подруга.

– Ей сейчас лучше поспать. Подумаешь, один раз обойдется без своего очищающего средства «Чистка и обновление», – возразила я. Марисоль открыла было рот, но промолчала. – А что? Подруга повела плечом:

– Я вот все удивляюсь. Ее внешность… Работа…

– То есть как так вышло, что дом превратился в свалку из-за ее постоянных покупок и при этом она сама не похожа на неряху? – Ну, типа, да.

Это Марисоль верно подметила. Некоторые накопители опускались до такой степени, что даже не соблюдали элементарной личной гигиены. Мама же была стильной накопительницей: животных не подбирала и объедков на кухонной стойке не оставляла. Чтобы постоянно тратить деньги, их надо зарабатывать. Поэтому Тереза Уэллс ежедневно выходила из дома в опрятной модной одежде и шла на работу в универмаг «Мэйсиз», где возглавляла торговое представительство фирмы «Элиза Б. Косметикс». Ухоженные волосы, скулы подчеркнуты румянами «Пылкий пион», на глазах – дымчатые тени. Ни подруги с работы, ни частные клиенты не знали о ее тайне. Им, наверное, такое даже в голову не приходило.

– Ладно хоть не забывает мне домой косметику приносить, – сухо заметила я.

– Иметь – одно, а вот пользоваться – другое.

По мнению Марисоль, привычный мне блеск для губ «Элиза Б.» и тушь для ресниц – это лишь первые тридцать секунд макияжа. Подруга чуть сползла с кровати на пол и залезла в сумку.

– Нам нужен шоколад. Уже целый час, как нужен.

Она вытащила два шоколадно-ореховых батончика с карамелью, которые называла гранолой. С удовольствием взяв один, я разорвала упаковку.

Перед тем как откусить от своего батончика, Марисоль вытащила изо рта арбузную жвачку и прилепила ее на облегавший ее запястье золотой браслет. Подруга купила его, когда это было в моде, и с тех пор носила не снимая. Она часто использовала браслет именно так. Я эту манеру терпеть не могла.

– Казалось бы, со временем я должна была бы привыкнуть к… к… – Я указала на розовый комок на ее браслете. – Вот к этому.

– Я развернула жвачку, наверное, меньше чем за минуту до того, как решила, что мы проголодались. Тут еще жевать и жевать.

Я откусила от своего карамельного батончика:

– Позволь-ка напомнить тебе о том, что твоя привычка вот так сохранять жвачку обернулась для тебя провалом в глазах одной футбольной звезды, того симпатичного блондина. В девятом классе, помнишь?

Лицо Марисоль медленно расплылось в улыбке. Она шлепнулась на кровать, устремив мечтательный взгляд вверх:

– Броди Робертс. Ох, какой же он был красавец, правда?

– М-да.

Она замурлыкала, и ее воспоминания буквально ожили у меня перед глазами.

– Прямо перед тренировкой, за кортами для ракетбола, где никто вообще не ходит, потому что…

– Никто уже не играет в ракетбол, – хором закончили мы и захохотали.

– Ну так вот, – продолжала она, – у него были льдисто-голубые глаза, он гладил меня по волосам. Стояла ужасная жара, как сегодня, он склонился ко мне, я смутилась. Dios mio[4]. Ничего удивительного в том, что я совершенно забыла про те две пластинки «Вишневой романтики».

– Которые ты быстрым движением достала изо рта. Если память мне не изменяет, сделав вид, что убираешь челку с лица? Первоклассный маневр: легким движением руки, скользнув по волосам, незаметно перемещаем «Вишневую романтику» изо рта на браслет.

– Чисто было сработано.