Библиотека потерянных вещей

О боже. Я беспомощно смотрела на Марисоль. Боль омрачила ее черты. Я не раз видела, как ее лицо заволакивает туман страдания. Только раньше это случалось из-за выходок бестолкового парня или из-за семейной ссоры, но никогда из-за меня. Никогда, до сегодняшнего дня.

Эшер побледнел:

– Клянусь, я думал, что она знает.

– Какое письмо? Когда?

– Прямо перед нашими днями рождения. Мой папа прислал бабушке письмо для меня.

– И ты… – Не договорив, Марисоль посмотрела на свои ботильоны.

– Я собиралась…

– Все это время… Все твои слова… И ни одного про это – мне…

Она перевела взгляд с меня на Эшера и обратно. Потом взяла свой кофе и закинула сумку на плечо.

– Марисоль…

– Потом. Мне пора.

– Марисоль, подожди.

Но она не стала. Решительным шагом Марисоль направилась к выходу, а я, приложив ладони ко рту, вздрогнула, когда звякнул дверной колокольчик.

Эшер прикоснулся ко мне. Впервые после проулка. Широкие ладони легли мне на плечи. Эшер посмотрел мне в глаза:

– Прости меня, пожалуйста. Когда ты просила никому не говорить, я даже представить себе не мог, что это относится и к Марисоль. Ты сказала, что это секрет, но мне даже в голову не пришло, что Марисоль не попала в число посвященных. Вы же настолько… она же…

– Ну да, и мы, и она. У тебя были все основания считать, что она знает.

– Тем не менее ты ей не рассказала.

О, я слышала продолжение, пусть оно и осталось за его сомкнутыми губами. Зато рассказала мне.

– Тут все сложно. Она мне самый близкий человек, но речь о моем отце, и я пока…

В его глазах рокотало море тепла, которого я не чувствовала.

– Остановись, не надо. – Он крепче сжал мои плечи. – Не надо объяснять. Не сейчас.

Я теребила висевшее на шее золотое сердечко.

– Я себя ужасно чувствую, – сказал Эшер. – Ты мне доверилась, а я все испортил.

– Это я все испортила.

Он потер рукой лицо и быстро посмотрел на часы:

– Мне надо возвращаться в центр. – И опять мне прямо в глаза. – Дарси, мне правда очень жаль. И я не стану врать тебе и говорить «все хорошо».

– Нет, не хорошо.

Когда он ушел, я трижды позвонила Марисоль. Ответа не было. Тогда я просто послала ей сообщение.

Я: Слово дня – «прости».

* * *

Я уже и так чувствовала себя неважно, когда после работы вернулась домой. А то, что я увидела, когда вошла в дверь, добило меня окончательно.

– Мам? – позвала я, заметив, как она с маленьким контейнером в руках мерит шагами «козью тропу».

Вообще все было не так, как надо. Совершенно не так. Мама должна была быть на работе. Макияж у мамы размазался, волосы растрепались. Сегодня она не перебирала содержимое коробок. Она переставляла сами коробки.

– Тяжелое утро. Пришлось на работе сказать, что заболела.

Нет, только не это. Она не вышла на работу. Только бы это не вошло в привычку. Слезы навернулись у меня на глазах, сердце сжалось. Кругом одна боль. Возвращаясь после ухода Марисоль из «Желтого пера», я была не в силах даже общаться, не говоря уже о том, чтобы прямо сейчас разбираться с мамой и ее накопительством.

Я убежала к себе, к книгам, и поначалу даже не увидела на полу посторонний предмет. Но боковым зрением заметила размытые очертания чего-то светло-коричневого и большого. Бросив вещи на кровать, я обернулась. И тогда все поняла. Может быть, поняла даже раньше.

По коже пробежал холодок. Сжав зубы и прищурившись, я подошла к почтовой коробке. Кому: Терезе Уэллс. От кого: «Поттери-Барн». Терезе Уэллс из магазина «Поттери-Барн» – а доставлено сюда, лежит тут. Захламляет одно-единственное известное мне безопасное райское место. Даже моя книжная крепость на этот раз ее не остановила. Ее ничто не могло остановить.

И сегодня это я опустилась на пол. В одно мгновение во мне ожили тысячи страниц ярости и брани. Все, что я когда-либо читала. Как она посмела?

* * *

«Поттери-Барн»? Еще одна покупка из магазина предметов домашнего интерьера. Но это отвратительное место домом не было. Оно было складом, поросшей пылью гробницей прошлых обид. И его мы должны были украшать?

Психолог взял с нее слово. У Дарси должно быть свое собственное пространство. Мне не хватало кислорода. Это была не я, а целые главы, кишащие легионами воинов, кровь Крестовых походов, горячая и красная, капала на книжные полки. Я хотела распахнуть окна. Я хотела взять эти коробки, эти… вещи и выкинуть их на улицу. Сможет ли их поглотить наш большой город? Вы должны определить четкие границы этого пространства и соблюдать их.

Я вцепилась пальцами в волокна потертого ковра и, видимо, издала какой-то душераздирающий звук, потому что мама вдруг оказалась у моей двери.

Мамино лицо ничего не выражало, и я не могла понять, здесь ли она мыслями или нет. Я указала на коробку:

– Почему?

Мама кивнула раз, другой, как будто на этот раз кивки отслеживали и переписывали слоги.

– Я кое-что переставила. Мне не хватило места. – Она потянулась к коробке. – Я сейчас…

– Не надо, – сказала я.

Она сощурилась.