Библиотека потерянных вещей

– И насчет твоего отца, – сказал Эшер после минутного молчания. И улыбнулся, выправив мою накренившуюся за последние пять минут вселенную. – Вот ты сказала, что он всегда был понарошку. Так, может, тебе послушать провидицу Марисоль и начать говорить о нем так, будто он настоящий? Можно даже представлять его себе и размышлять о том, какой он. Вслух размышлять. – Он раскрыл ладонь, словно приглашая меня накрыть ее своей.

Я так и сделала, а он сплел свои пальцы с моими и сжал руку.

– Ты вообще знаешь, как он выглядит?

– Как сейчас – не знаю. Могу только догадываться по фотографиям двадцатилетней давности.

Эшер наклонил голову и подмигнул:

– Моя мама очень верит в силу «заявлений». Особенно увлеклась этим, когда я только начинал восстанавливаться. Она заставляла меня говорить что-то вроде этого: «Меня зовут Эшер Флит, я пройду курс физиотерапии и смогу опять нормально ходить». Или, например, так: «Когда-нибудь я слезу со всех этих лекарств».

– И буду опять летать?

С его губ сошла улыбка, они вытянулись в прямую линию.

– Это я говорю каждое утро.

На этот раз я сжала его руку:

– Я уже верю в то, что ты будешь летать. Но как мне поверить в своего папу? Вот с чего, например, можно начать, скажем, письмо или телефонный разговор? «Ну… как там Таиланд в последние восемнадцать лет?» Или так: «А пад-тай там правда намного вкуснее?»

Я знала так много слов, что могла бы начать сотню разговоров. Но для этого разговора правильных слов не находила. Без актрисы в костюме и в белокуром парике я не справлялась.

– У меня не получается. Пока.

– Не обязательно, чтобы получилось сразу. Попробуй больше говорить о нем с Марисоль. – Эшер наклонился ко мне. – И со мной.

И с ним.

А Эшер продолжил:

– Начни включать его в свои «заявления», скажем, так: «Меня зовут Дарси Уэллс, у меня есть папа, и я в два счета напишу сравнительный анализ двух стихотворений для углубленной литературы».

Я рассмеялась. А потом решила попробовать сама:

– М-м, меня зовут Дарси Уэллс, моего папу зовут Дэвид Эллиот, и я в два счета осенью поступлю в университет штата в Сан-Диего.

Надо же! Заявление не показалось дурацким. Оно звучало вполне реалистично.

– Так даже лучше, – похвалил Эшер.

– Меня зовут Дарси Уэллс, моего папу зовут Дэвид Эллиот, и в следующий раз я не капну на джинсы.

Эшер усмехнулся, в его глазах мелькнул огонек.

– А как насчет такого: «Меня зовут Дарси Уэллс, моего папу зовут Дэвид Эллиот, и в субботу вечером я пью кофе с Эшером Флитом в клевой итальянской кафешке за углом», а?

* * *

Когда я была маленькой, каждый год в декабре бабушка Уэллс дарила мне рождественский календарь – тот, что был в виде тонкой картонной коробки со снежной рождественской картинкой. Весь декабрь, проснувшись утром, я открывала по линии перфорации одну дверцу и находила за ней маленький сюрприз. Там могли быть шоколадные трюфели или леденцы. Иногда я находила наклейки, или крошечные безделушки, или пластиковые игрушки. Двадцать четвертого декабря за дверцей всегда находился самый большой гостинец – миниатюрное украшение или шоколадный Санта-Клаус в фольге.

Вся прошлая неделя, пока я лучше узнавала Эшера, была похожа именно на это. То есть не на старика с белой бородой, в красном полушубке, а на рождественский календарь. Каждый день дарил мне немного Эшера. В воскресенье, например, был кофе в миленьком итальянском кафе в Северном Парке.

В другой день мы разговаривали по телефону, я в это время смотрела в потолок, который полночь залила темнотой, и Эшер сказал, что тоже лежит на кровати лицом вверх.

Когда мы уже проговорили целый час, я сказала:

– Ладно. Ты уже ужасно, ужасно устал. У тебя язык заплетается.

– Меня зовут Эшер Флит, я устал, и лекарства не помогают, но мне нужен ответ на один вопрос.

– Мне сейчас трудно что-то выбирать. – Я зевнула. – Так нечестно.

– Время от времени нам приходится делать трудный выбор. Итак, что ты выбираешь? Один раз и навсегда: флан или кексы?

Снова зевок.

– М-м, ладно. Флан.

– Я тебя понимаю. Приятных тебе снов, Дарси.

– Спокойной ночи… нет, погоди. Кексы. Точно, кексы.

– Д-да? – Уже полусонным голосом.

– Д-да.

А накануне, листая украдкой сообщения на высшей математике, я увидела фото и чуть не прослезилась. Подписи не требовалось – это был вид из кабины «Пайпера» на восход солнца в какой-то жаркой стране. «Ты будешь опять летать», – мысленно пообещала я и, надеясь на это всем сердцем, рассеянно вывела эти слова у себя в тетради.

Пока я сидела за стойкой в «Париках» и, как обычно во время перерыва, жевала имбирное печенье, а Тэсс готовила специальный заказ для танцевальной группы, звякнул мой мобильник.

Эшер: Привет из приемной врача. Медосмотр. Кроссворд со мной не порешаешь?

Была пятница. И так как именно в этот день Эшер предложил вместе разгадывать кроссворд, слово «пятница» навсегда вошло в список моих самых любимых. Эшер присылал мне вопросы, а я отвечала.