От объятий в теле вырабатывается окситоцин, “любовный гормон”. Объятья успокаивают нервы и смягчают тревогу, чувство одиночества и стресс.
Но сейчас меня обнимает только наша дочка. Это прелестные объятья. Ласка и искренняя любовь придают мне сил спокойно выдерживать то, что происходит в нашей семье».
Зоэ не замечала, что плачет, не замечала, как трудно ей выговаривать эти слова, пока Ава не подошла и не опустилась рядом, у шкафа, чтобы поддержать подругу. Вместо чтения вслух они начали читать про себя, торопя друг дружку, когда приходило время перевернуть страницу.
«Впервые сталкиваюсь с тем, как травматично, когда тебя лишают любви, и что это может сотворить с внутренним равновесием. В браке объятья предусмотрены по умолчанию, и мне было невдомек, как сильно они мне нужны, пока меня их не лишили. Не помню, когда в последний раз у нас был физический контакт. Меня отталкивают, огрызаются, высмеивают и низводят до размеров муравья, заползшего под камень, чтобы на него не наступили.
У меня была надежда, что все наладится, но все становится только хуже, и я уже не оправдываю ситуацию нашей обоюдной усталостью от семьи и работы. Вчера мне приписали интрижку за опоздание с работы на сорок пять минут. Позавчера оказалось, что я слишком много работаю. Два дня назад меня упрекнули в неправильной загрузке посудомойки. Да, в каждой семье случаются перепалки, но этот язвительный бубнеж, эта критика меня и всего, что я делаю, неудержимо нарастают приливной волной, превращаясь в нескончаемый поток насилия.
Мне выпало счастливое детство – родители любили меня и обожали друг друга, и мне всегда казалось, что брак – это про любовь. Однако вышеописанная семья очень далека от того, о чем мне раньше мечталось.
На сегодня с меня хватит, уже нет сил терпеть, но вместе с тем я надеюсь, что все еще наладится и понимание вернется.
Я уговариваю себя, что бывает и хуже».
– Ава, это уже слишком. – Зоэ ухватилась за подругу, с трудом осознавая ужасную правду о том, что на самом деле происходило между родителями.
– Зоэ, ну, не хочешь – не читай дальше. – У Авы тоже дрожал голос. Четырнадцатилетние девчонки, они не были готовы к такому и не могли разобраться в мотивах поведения героев дневника.
– Ну уж нет, только не теперь, когда мы это нашли! Мне нужно прочесть каждое мамино слово. Вот почему она оттолкнула меня и Зака – у нее не было выбора! Он ее вынудил своей жестокостью, мой родной папа!.. Я хочу все выяснить, а потом верну дневник на полку и буду думать, как поступить.
– Может, лучше посоветоваться с моей мамой?
Зоэ сжала локоть подруги:
– Потом, не сейчас!
Девочки стали читать дальше. Они узнали про эмоциональное насилие, подогретое, как правило, алкоголем, про отвратительные ежедневные сцены, про то, как от семьи постепенно отвернулись друзья. Это походило на ужасы из телесериалов, а не на семью, в которой росла Зоэ.
Девочка терялась в догадках, зачем папа забрал с собой этот дневник и хранил его: неужели ему доставляло извращенное удовольствие вспоминать о своих «подвигах»? Что же он за человек?
Новую запись Ава прочла вслух, потому что Зоэ свернулась в клубок на полу, не в силах больше смотреть в дневник, но отчаянно желая узнать все, что можно.
«Новый год, 2010.