Библиотека выживания. 50 лучших книг

Шарль Данциг прекрасно резюмировал проблему Гари в своем «Эгоистичном словаре французской литературы»: «Он был нарциссом, который не любил себя». Данная формула объясняет все: его мифоманию, а также его иногда однообразный лиризм, его печаль, смешанную с самоиронией, которая всегда спасает его от напыщенности, его подростковую потребность спровоцировать, а затем заняться самобичеванием. Присуждение двух Гонкуровских премий за «Корни неба» в 1956 году и «Вся жизнь впереди» в 1975 году вполне логично: два романа, написанные под двумя псевдонимами, рассказывающие об умирании двух исчезающих видов (африканский слон и проститутка с золотым сердцем). Ромен Гари – отчаявшийся сентименталист, настоящий герой войны и одновременно антигерой, закомплексованный еврей-мигрант. Если отнестись к нему недоброжелательно, можно сказать, что он – Альберт Коэн, только сноб. Вот почему Коэн вошел в «Библиотеку Плеяды» на тридцать лет раньше, чем он! Его следует сравнивать не с Коэном, а скорее с Дж. Д. Сэлинджером: то же литовское происхождение, та же смесь гордой мужественности и молока человеческой нежности, то же влечение/отвращение к кинозвездам (забавная сцена с Марлоном Брандо в «Белой собаке»), тот же бунт против взрослых, та же извращенная игра со СМИ. Первые слова «Вся жизнь впереди» – это почти плагиат начала «Над пропастью во ржи»: «Перво-наперво скажу, что на свой седьмой мы топали пешком»; «Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверно, прежде всего захотите узнать, где я родился». Два травмированных романиста захотели бежать от собственной мировой войны: Сэлинджер всю жизнь скрывался, а Гари придумал воображаемое альтер эго, которое его убило.

Номер 28. «Заметки (Прозопоэма)» Артюра Кравана

(1917)

В наши дни писателей без книги, к сожалению, не так много, как книг без писателя. В начале XX века было три гения без произведений: Жак Ваше, Жак Риго и Артюр Краван. Их надменное молчание продолжает вызывать чувство вины у всех многословных авторов. Я подозреваю, что Андре Бретон взял за образец этих блеснувших и быстро исчезнувших бессловесных людей, чтобы не говорить слишком много хорошего о своих живых конкурентах (Арагоне, Кокто и Элюаре). Тройка ленивых провокаторов дисквалифицирует дисциплинированных писак. Эпиграф к эссе Реми Рикордо об Артюре Краване просто чудесен: «Эта книга безусловно занимает свое место в современном перепроизводстве». Данная фраза, извлеченная из «Заметок» 1917 года, сама по себе является ироничным жестом, доведенным до совершенства. Артюр Краван, чье настоящее имя было Фабиан Ллойд, родился в 1887 году и умер в 1918 году в возрасте тридцати одного года. Бретон называл его «гением в чистом виде». В нем оригинально все: его рост (два метра), его боксерские поединки (все проигранные), его журнал Maintenant («Сейчас»), где он писал во всех номерах (неплохо для лентяя), а также его знаменитый дядя (Оскар Уайльд женился на Констанс, сестре его отца). В апреле 1917 года он прибыл в Нью-Йорк на конференцию в Гринвич-Виллидж мертвецки пьяным и без текста выступления. Он оскорбил зрителей и начал раздеваться. Этот скандал стал легендарным. Если бы какому-то писателю вздумалось устроить нечто подобное сегодня, скажем, в прямом эфире общественного телерадиовещания, никто бы тут не усмотрел сюрреалистического акта, к нему отнеслись бы просто как к придурку и выгнали бы вон. Краван был неисправимым, неконтролируемым, неуправляемым. Ги Дебор назвал это «победным восстанием». Книга Реми Рикордо представляет собой не классическую биографию, а сборник газетных статей той эпохи вместе с прозопоэмой «Заметки» и письмами к трем его невестам (Рене Буше, Софи Тредуэлл и Мина Лой). Можно сказать, что Рикордо проявил ситуационистскую ловкость – он сумел издать книгу в манере Кравана, то есть без чрезмерной старательности. Из 238 страниц, если убрать фотографии, репродукции, цитаты и великолепное послесловие поклонницы его творчества Анни Лебрен, только 48 принадлежат ему, но они блистательны. Издательство представляет произведение как «животрепещуще неактуальное»; добавим, что оно излишне неотложное. Реми Рикордо сделал больше, чем книгу в жанре панк: чрезвычайно изящно отходя на второй план, он становится реинкарнацией своего хозяина. Что касается «Прозопоэмы» Кравана, то это около пятнадцати страниц уникальной силы и обескураживающей мании величия. «Я мечтал быть таким большим, чтобы из меня одного можно было образовать республику». «Когда я вижу кого-то одетого лучше меня, я прихожу в негодование». «Я смотрю на смерть через свои иллюминаторы». «Я тот, кто я есть: дитя эпохи». Краван – это Рембо отступников, неудачников, врагов веселья. Как сказал Андре Бретон в своем предисловии 1942 года, «поэты еще долго будут возвращаться туда и пить, как из родника».

Номер 27. «Новеллы» Венсана Равалека

(2020)