«Путешествие вокруг моей комнаты» было одной из любимых книг Пруста, который сам был большим любителем писать в комнате, полностью изолированной от мира, со стенами, обитыми пробкой. Местр инициировал литературное направление, главенствующее сегодня в современном романе: отвлеченное самонаблюдение, внутренний монолог, аутопсихоанализ. Он ловко смешивает Стерна и Констана, Дидро и Монтеня. Удовольствие от чтения «Путешествия по моей комнате» десятикратно усиливается во время глобального карантина: в тот момент, когда я писал этот текст, на Земле было три миллиарда Ксавье де Местров. После выхода на свободу дуэлянт-затворник всю жизнь сожалел о периоде самоизоляции, благодаря которому он смаковал каждую минуту, словно зернышко черной икры. Вполне вероятно, что нас тоже охватит ностальгия по карантину через несколько месяцев после нашего освобождения, когда мы снова заживем в неистовом ритме ликующих эмиттеров углекислого газа.
Номер 11. «Записки из подполья» Федора Достоевского
(1864)
А вот и продолжение нашей серии, посвященной классикам самоизоляции в литературе: на одиннадцатом месте – клаустрофобный шедевр Достоевского.
«Комната моя дрянная, скверная, на краю города». Абсолютно радикальный монолог, разглагольствование «непривлекательного» человека, живущего в подполье и ненавидящего весь мир.
Вовлекитесь в чтение «Записок из подполья», чтобы полюбоваться безумной досадой отставного коллежского асессора, который отказывается покидать свой подвал. Какое радостное утешение дарит нам мэтр русского романа! Я прочел его с наслаждением, умноженным гротескностью моего положения – человека, чье второе место жительства определено государственным патернализмом и принудительным страхом, разрушающим планетарную экономику. Чтобы лучше распробовать каждую фразу неудержимого речевого потока, рекомендую вам прочесть это, запершись в шкафу. Свое рассуждение на моральные темы автор «Преступления и наказания» и «Братьев Карамазовых» опубликовал в 1864 году, то есть примерно через столетие после «Путешествия вокруг моей комнаты» Ксавье де Местра. Знал ли он о нем? Вполне возможно. Однако тон его антигероя, живущего в уединении, абсолютно противоположен аристократическому легкомыслию Ксавье де Местра. Он ближе роману «Обломов» его приятеля Ивана Гончарова, опубликованному шестью годами ранее в том же Санкт-Петербурге. Подобно конченому бездельнику Обломову, «человек подполья» разочарован и гордится этим. В отместку за любовные унижения и обиды он находит убежище в агорафобии. Внешняя действительность не предоставила ему ничего, кроме огорчений и посредственности. Достоевский обнадеживает всех тех, кто ходит кругами по своим комнатам: по его мнению, отказ выходить из дома является доказательством величия. «Конец концов, господа: лучше ничего не делать! Лучше сознательная инерция! Итак, да здравствует подполье!» Наш замкнутый служащий ничем не сумел сделаться, «ни героем, ни насекомым», он – сноб и неудачник, озлобленный и ленивый. Он порицает деятельных людей, считая, что активность является свидетельством их глупости. «Человек же с характером, деятель, – существо по преимуществу ограниченное. […] Но, может быть, нормальный человек и должен быть глуп». У него болит печень, но он не лечится и никогда не лечился. С учетом всего, что мы едим и пьем в своих домах, нам несложно отождествить себя с этим печеночным мизантропом. Высшая ирония заключалась бы в том, чтобы победить коронавирус и сразу же после этого умереть от несварения желудка. Спасибо Федору Достоевскому за то, что нашу жалкую самоизоляцию он трансформировал в лекцию по развитию интеллекта. Наконец, последний аргумент, чтобы вас убедить: это, безусловно, самая короткая его книга!
Номер 10. «Сборник рассказов, воспоминаний, эссе и писем» Филипа К. Дика
(1947–1981)