Библиотекарь или как украсть президентское кресло

Семь сорок пять вечера. Впереди — двухчасовая прогулка. Я возблагодарил Бога, что у Стоуи не было собак. Наверное, когда-то он держал собак, но потом какой-нибудь пёс здорово напугал племенного жеребца, а может быть, просто прокусил тонкую лошадиную ногу, и с тех пор Стоуи доверился технике и людям.

Мы продирались сквозь лесные заросли. В темноте идти по лесу было страшно, действительно страшно. Минут через двадцать мы вышли на дорогу для верховой езды.

Луна то скрывалась, то выныривала из облаков, и мы то хорошо видели дорогу, то шли почти на ощупь. Оказалось, что когда вокруг кромешная тьма, и ты даже не видишь, куда поставить ногу, надо смотреть наверх — небо над дорогой всегда светлее, чем над деревьями.

В 9:20 мы увидели далёкие огоньки дома, конюшен и сараев. Ещё через пять минут мы дошли до опушки леса. Направо от нас лес ещё какое-то время продолжался, налево был огороженный луг, по которому бегали лошади. На лугу росли три огромных величавых дерева. Они были далеко друг от друга и поэтому совершенно не мешали друг другу расти: они были высоченными, широченными и удивительно симметричными. За деревьями начинался невысокий холм, на вершине которого стоял дом. Конюшни и сараи находились почти прямо перед нами.

Мы решили, что не стоит пытаться пробраться незамеченными мимо конюшен и ползти к дому по лугу. Со всех сторон выходило, что лучше всего придумала Ниоб: держаться так, как будто мы здесь уже давно, как будто мы — гости хозяина, вышедшие прогуляться после обеда.

В волосах палочки, на одежде — листья… да, со стороны мы были похожи на людей, которые действительно слезли с дерева и потом долго шли по лесу, что совершенно не похоже на гостей мистера Стоуи.

И мы снова вернулись под сень деревьев, где в лунном свете могли переодеться и остаться незамеченными. Женщины сделали друг другу прически и помогли накраситься, а потом принялись за меня. На меня напялили парик и женскую блузку, а под неё — лифчик, который набили носками. Поверх блузки я натянул бесформенную кофту — такие кофты женщины обычно надевают, желая казаться не таким слоноподобными, я надел кофту, и она скрыла мою толстую талию и слишком широкие плечи. В руки я взял палку и пошёл, прихрамывая, чтобы скрыть, что походка у меня совсем не женская.

Оглядев друг друга, мы пошли по дорожке. Ниоб и Сьюзи впереди, взявшись за руки как сёстры, я, более пожилая и грузная, позади. По дороге мы обсуждали, как прекрасен лунный свет, как свеж ночной воздух, мы говорили о лошадях и бегах и сошлись, что всем нам они очень нравятся. И вдруг, когда мы ещё даже не дошли до конюшен, из темноты возник охранник. Я вспомнил, что видел его здесь в прошлый раз.

— Привет, Билли! Как дела? — улыбнулась Ниоб. — Мы тут ходим, дышим свежим воздухом, наверное, целую милю уже прошли.

— Здравствуйте, миссис Морган, давненько вас не видел, — охранник так обрадовался ей, что чуть не остался без кепки, так сильно он кивнул головой.

— Сьюзи, моя хорошая подруга. Жена сенатора Бриля.

— Здесь, на природе, так хорошо. Не то, что на Холме.

— Очень приятно, — ответил вежливый Билл.

Я был представлен как тетя Ниоб Сесилия и пробормотал что-то вежливое.

— Она повредила ногу, вот мы и идём домой.

— Давайте я подвезу вас на гольфкарте, если хотите.

— Спасибо, Билл, прогулка ей поможет.

— Я тоже так думаю.

Славный старина Билл мгновенно согласился.

И мы направились к дому — Ниоб и жена сенатора Бриля впереди, я, тётя Сесилия, прихрамывая, позади.

Глава 69

— А ты не помолодела, — в голосе Алана прозвучало настоящее удивление.

— Естественно! Кстати, ты тоже выглядишь ужасно: краше только в гроб кладут.

— Все мне говорят, что я выгляжу на двадцать лет моложе.

— За деньги люди тебе что угодно скажут.

— С деньгами можно сделать много добра на этой земле. Помнишь про невидимую руку? Каждый старается получить как можно больше для себя самого и от этого становится хорошо всем.

— Дааа… Как был дураком, так и остался. Только теперь ты еле ноги передвигаешь.

— Как я тебя любил…

— Чушь. Я была для тебя хорошей землёй. Овладев ею, ты бы разбил её на участки, и превратил из прекрасной в ужасную.

— Вместо меня из прекрасной в ужасную тебя превратило время. Посмотри на себя!

— Конечно, превратило, — в голосе Инги зазвучала гордость. — А ты думаешь, мне стыдно, что у меня на лице морщины, а на теле — складки? Неужели ты думаешь, что мне стыдно, что я такая же старая и страшная, как ты? Во всём мире, Алан, во всём мире, за исключением нашей Америки, люди своего тела не стыдятся.

— Я тебя любил, ты меня любила…

— Ой-ой-ой, какие нежности!

— Но ведь любила же! Неужели тебе сложно это признать?

— Сложно, потому что это неправда. А я никогда не скажу неправду.

— А ведь тебе понравилась та ночь… и не просто понравилась, а очень понравилась. И ты бы пришла ещё и ещё раз и, наконец, ты бы даже бросила его…

— Э-э-эх, злой ты. Как был злым, так и остался.

— Ты могла меня изменить.

— Нет, этого никто не мог.

— Если бы ты была рядом, я стал бы лучше.

— Ты тогда применил шантаж, я — предала. И моё предательство стало моим клеймом.