Библиотекарь

Большая часть воинов засадного отряда точно опомнилась от гипноза. Поколебавшись, десяток человек последовали за командиром. Четверо не поддались на уговоры и остались в строю вместе с одиннадцатью бойцами первого штурмового отряда. Там же стояли и семеро бойцов второго отряда и десять пращников.

Бунтовщик, ободренный поддержкой, уверенно добавил:

— Полина Васильевна, мы выполнили ваш приказ. Теперь ждем, что и вы сдержите обещание…

— Вот… заговорил… — неожиданно проскрежетала Горн. — Он требует… Каков…

Очарование голоса куда-то улетучилось. Преобразился и облик. Я смотрел на Горн, но видел не гордый поворот головы, а родимое с синими бородавками пятно, просвечивающее сквозь редкую шевелюру на тощем темени. Это родимое пятно выглядело довольно-таки гадко. Я сморгнул наваждение. На короткий миг мне предстала плюгавая старушонка с розовыми проплешинами на трясущейся высушенной башке.

Горн, видимо, поняла, что ее обаяние померкло.

— Подожди, Алешка… Я разберусь… Проблема… С эгоистом… — тембр снова набирал очарование и силу. Уродливое пятно было не то чтобы незаметно, а скорее визуально не значимо. — Жаль… — громко сказала Горн, обращаясь к отрядам, — Книги Справедливости нет… Однорукий позабыл написать… Кое-кому… не мешало бы… Прочесть… — она ткнула ридикюлем в кучку заговорщиков. — Все захапать хотите? Себе они требуют! — Горн необыкновенно воодушевилась. — А они? — ридикюль указал на понурившиеся ряды. — Не сражались? Друзей не потеряли?

Мне, как, наверное, и понурому уставшему большинству, смысл был не особо важен. Покоряли уверенный голос, мимика, нервный посыл, жестикуляция. Горн уговаривала, объясняла, повелевала. Я испытывал радостный трепет, потому что видел, какой чудодейственный эффект производят на собрание речи Горн. Засадной отряд действительно не сыграл решающей роли в битве. Они вмешались последними и сохранились лучше остальных. Но дает ли это особые привилегии на завоеванный всем войском трофей?!

И словно не погибла полчаса назад широнинская читальня, не приняли мученическую смерть дорогие моему сердцу люди! Я опять позабыл, что меня бессовестно морочат Книгой Власти. Момент же умственного усилия, в который еще возможно было остановить наваждение, был упущен.

Горн искушала, подтачивала волю сомневающихся читателей.

— Обделить товарищей хотите? — грозно стыдила она смутьянов. — Ограбить?!

Отравленные ядовитым красноречием, гневно перешептывались бойцы трех первых отрядов. Никто уже не помнил о нарушенном слове и Книге Терпения. Еще бы! Горстка мерзавцев собиралась отнять выстраданную награду.

— Не слушайте! — жалко гундосил предводитель засадников. — Она хочет нас стравить!

Тщетно, ему не поверили. Бабья гвардия закрыла Горн плотным кольцом. Из-за спин Горн прокричала:

— Это предатели, воры и провокаторы! Бей провокаторов!

Началась бойня. Отступники отчаянно сопротивлялись, но силы были неравными. Небольшой участок перед сельсоветом на несколько минут снова превратился в арену смерти.

Горн с улыбкой созерцала расправу.

— Правильно… Будут знать… Надо же… «Штукарские трюки…», — все-таки невосприимчивость к книжным чарам задела Горн за живое.

— Готово, Полина Васильевна! — радостно сообщил звероголовый боец, потрясая гарпуном над свежими трупами. — Нет больше провокаторов!

— Поздравляю с победой! — крикнула Горн и хитро подмигнула мне. — Ура!

Отряды не ощутили насмешки и простодушно подхватили клич. Они действительно были счастливы и смотрели на Горн преданными глазами.

Бабы в ватниках расступились, выпуская Горн вперед. Она оглядела потрепанное воинство, сжавшееся за сутки до двадцати пяти человек.

— Товарищи, — сказала Горн, — кровь и Книга сплотили вас… Что может быть крепче? Ничего! Оставайтесь одной читальней… Мой совет… Кто у вас главный? Ладно, сами разберетесь. А теперь… Держу слово… Нате! — она швырнула Книгу Памяти, точно кость с обеденного стола. Книга порхнула в воздухе, трепеща страницами, упала. На нее кинулись сразу несколько человек.

Горн доверительно шепнула:

— Спорим… К вечеру… Их останется вдвое меньше… Плевать… Да, Алешка? Пойдем в дом… Поговорим, дело есть… Куда собрались?! — это уже адресовалось наемникам. — Умники! А убирать за собой!? Взяли лопаты… И роем могилы…

Горн вытащила из земли свою трость. Я увидел, что она заканчивалась не резиновым набалдашником, а острием, как на альпенштоке. Старуха развернулась и зашагала к сельсовету. Я послушно двинулся за ней.

Увязавшуюся за нами свирепого вида немолодую с обожженной щекой бабу Горн называла Машей. Эта особь, видимо, была у старухи денщицей. Она несла туго набитую дорожную сумку, из расползшейся змейки торчал железный колпачок термоса.