Библиотекарь

— С гореловскими — явно дело нечистое, — говорил Игорь Валерьевич. — Третий год читальне, а она на десятине! Не абонемент, даже не годовой налог, а десятина! Где это видано?!

— Вероятно, Совет решил опробовать новую схему, — Луцис азартно кромсал яичницу. — Очень логично. Провоцируется конфликт, его раздувают на собрании региона. Либо компенсация — либо сатисфакция…

— А в случае проигрыша обвиняемой стороны, — подвел итог Игорь Валерьевич, — Книга по закону перейдет в собственность победителя, официально — гореловской читальни, а на самом деле породившей ее библиотеки. Гениально и просто!

— Но не боись, Алексей, — подмигнул Сухарев, — до этого не дойдет.

Утром нагрянули Маргарита Тихоновна, Пал Палыч, Оглоблин и Ларионов и еще трое незнакомых мне широнинцев: Вадик Провоторов, Гриша Вырин и Марат Андреевич Дежнев. Значительный эскорт объяснялся тем, что всемером они доставили Книгу Памяти, которую мне церемонно вручили для прочтения.

Новопришедшие и Луцис задержались, а остальные ушли. Если бы не сложенные в прихожей топоры и перевязь с двумя саперными лопатками, все говорило бы о людях вполне мирных. Марат Андреевич Дежнев был врач-травматолог, высокий черноволосый мужчина лет под пятьдесят. Он сразу извинился, сослался на усталость после дежурства и пошел отсыпаться в спальню. Рядом с собой он положил укороченную на четверть шашку в потертых, обломанных на конце ножнах, которую он, как выяснилось, прятал в штанине.

Вадик Провоторов, маленький и коренастый, с фигурой борца и чуть свернутым набок носом, по профессии был архитектор, но работал охранником в зале игровых автоматов. Он попросил у меня отвертку и молоток, вывалил на кухонный стол десятка три металлических блях с высверленными по краям дырами, кучу мелких винтиков и заклепок, потом вытащил из своей турецкой клетчатой сумки широкую выкройку толстой грубой кожи и стал сноровисто прикреплять к ней бляхи. Позавчерашнее нападение Шапиро не сильно отразилось на его здоровье.

Гриша Вырин, электронщик по образованию, работал в частной фирме, занимающейся продажей бытовой техники. Внешне Гриша больше походил на уездного рок-музыканта в потертых джинсах, растянутом свитере, с длинными белобрысыми волосами, собранными в чуть засалившийся хвост. Он сутулился и выглядел очень худым, но когда сел за стол и чуть закатил рукава старого свитера, то показались мощные, жилистые, точно у моряка, предплечья.

Провоторов, Луцис и Вырин остались на кухне, я удалился в гостиную — читать Книгу.

С Громовым у меня не заладилось. Может, сказалось душевное переутомление прошедших суток и две бессонные ночи. Сама повесть была относительно невелика. В другое время я прочел бы подобного объема книгу в один присест, а теперь бился над ней третий час, не одолев даже половины.

Сюжет был следующим. Главный герой, корреспондент столичной газеты Митрохин, сорокалетний человек, обремененный семейными и творческими неурядицами, отправляется в дальнюю командировку — собирать материал о хозяйствах уральского региона. Митрохин на месяц поселяется в доме председателя Фомичева. Корреспондент добросовестно обходит с блокнотом все совхозные закоулки — фермы, коровники, опытные станции, новую школу, знакомится с замечательными людьми, энтузиастами своего дела, такими, как учитель Никодимов, создавший на базе машинно-тракторной станции кружок конструирования сельскохозяйственных машин. Кружку не хватает средств воплотить в жизнь совместное изобретение самого Никодимова и учеников.

«— Просто для транспортировки зерна надо выпускать специальные машины, — упрямо повторял Никодимов, едва поспевая за широким шагом председателя. — Точнее, не машины, а цельнометаллические бункера, они устанавливаются на ходовую часть „камаза“ или „зила“. Зерновоз сможет прямо от комбайна везти зерно на элеватор без промежуточной сортировки. Бункер-то герметичный, значит, сохранность зерна не зависит от ветра, состояния дороги или ее протяженности.

Фомичев задумался:

— А как с непогодой быть? Она же нередко увлажняет хлеб в валках и зерно на токах. Погорит твое зерно. Правильно я говорю, товарищ Митрохин?

Тот промолчал, и Фомичев воспользовался паузой по-своему:

— Вот, и пресса со мной согласна.

— А в нашем зерновозе этого не произойдет, — не сдавался Никодимов. — Бункер будет разделен на две равные по объему камеры. Если зерно влажное, то его ссыпают в одну камеру, а в движении оно пересыпается в другую, пустую. При этом зерно подсушивает теплый воздушный поток, отделяются полова и сорные частицы…

— У тебя, Юрий Викторович, что? — с подковыркой спросил Фомичев и сам ответил: — Правильно, кружок конструирования и станция юных техников. Вот ими и занимайся. Твой чудо-зерновоз лишь мечта!

Никодимов остановился, замерли поодаль и Генка с Андрюхой. Павел Дмитриевич посмотрел на отставшего Никодимова, вдруг совсем по-мальчишески подмигнул загрустившим ребятам и бросился вдогонку за Фомичевым: