Элис вернулась без мистера Уитселла и принялась накрывать на стол. Боб поднял на нее глаза, когда она выложила перед ним салфетку и столовые приборы: она подпихнула его бедром и дернула за ухо. Эта фамильярность не ускользнула от Иды и Джун, и обе просвистели что-то вроде мелодической гаммы, отметив таким образом новизну того, что между Бобом и Элис установлена некая связь. Мистер Мор крикнул из кухни:
– Что там мистер Уитселл, а, Элис?
– Он просил передать, что пока не уверен. Просил передать, что хочет это обдумать.
Очевидно, обдумав, мистер Уитселл вскоре явился в облаке одеколона и с выражением восторга на маленьком, мягком, округлом лице. Он обошел стол, всех по очереди приветствуя поклоном и прикосновением к плечу, а усаживаясь, сказал:
– Ну, я никак этого не предвидел!
– Мы надеемся, что не слишком вас взбаламутили, – сказала Джун.
– Взбаламутили? Дорогая моя, конечно же, взбаламутили. Огорошили! Я мирно готовился ко сну, и вдруг юная Элис стучится ко мне в дверь. Как гром среди ясного неба! Подумать только, приглашение ко столу! Ну, если вы настаиваете, то я должен его принять. – Развернув салфетку, он уложил ее себе на колени. – Но о чем мы будем беседовать? Никогда не знаешь, с чего начать разговор – и, если на то пошло, чем закончить.
– Давайте о чем-нибудь незначительном, но приятном, – предложила Джун.
– Или совсем помолчим, – сказала Ида.
– Как монахи, да? – сказал мистер Уитселл. – Что ж, запевалы вы, я последую вашему примеру.
Вскоре мистер Мор, держа буханку хлеба под мышкой, внес дымящуюся миску спагетти. Масло отсутствовало, а хлеб выпечен несколько дней назад, но еда отвечала потребностям и была с охотой поглощена.
Боб переваривал съеденное, когда заметил на стене над столом плакат в рамке. На плакате была фотография мистера Мора в полный рост, а в том месте, где положено быть руке, располагался текст в форме руки, который гласил: “Мор – больше моря!” В нижней части плаката более спокойным шрифтом значился призыв: “В день выборов – руку помощи! Выбери Лесли Мора в городской совет!”
Заметив интерес Боба, мистер Мор развернулся на стуле и ткнул вилкой в плакат.
– Да, Боб, было дело, я когда-то баловался политикой. Не жалею о потраченном времени и деньгах, но для меня это был урок, причем урок горький. Говорите, коррупция? Я думал, что знаю своих соседей. Но нет же, я их совсем не знал.
Элис, как всегда монотонно, сказала:
– Он получил девять голосов.
– Ну, им хотелось, чтобы мы в это поверили, – подчеркнул мистер Мор.
– Девять голосов, – повторила Элис.
– Это была глупость – сверху донизу, из края в край и насквозь в самую сердцевину. Вы бы видели, кому я проиграл, о боже. Этот тип не был обременен ни человеческим достоинством, ни даже достоинством животного; лишенный стыда, угрызений совести и милосердия, он одержал уверенную победу.
Джун улыбалась в ладонь, Ида также не выглядела равнодушной.
– Чем вы объясняете свое поражение, мистер Мор? – спросила она.
– Добро пожаловать в темную ночь моей души, Ида. Это вопрос, который я не могу задать себе прямо: мне нужно подойти к нему сбоку и ступая легчайше. Может статься, сама идея занять общественный пост была напрасной, но я всегда жил с ощущением, знаете ли, что предназначен для чего-то большего, чем быть владельцем отеля.
– А что плохого в том, чтобы быть владельцем отеля? – осведомился мистер Уитселл.
– Ничего нет плохого. Но разве я не способен на что-то более ответственное, требующее отдачи всех сил?
– Это не редкость, – сказала ему Джун. – Да почти каждый, кто идет мимо, мучается вопросом, почему он сделал в жизни меньше, чем мог.
– Но, Джун, тут речь не о банальном разочаровании.
– Все-таки, смею думать, о нем.
Мистер Уитселл сказал мистеру Мору:
– Я голосовал за вас.
Мистер Мор осторожно отложил вилку.
– О, я гадал, так ли это, – сказал он. – И надеялся, что за меня. Но скажите же правду, вы сделали это из чувства долга или из-за того, что поддерживали мою политическую платформу?
– Честно – из чувства долга.
Судя по лицу мистера Мора, это был не тот ответ, который он надеялся услышать.
– А что, – сказал он, – что, если дело в том, что вы чувствовали себя обязанным, в то же время разделяя мою платформу?
– Но я знать не знал, какая у вас платформа, – сказал мистер Уитселл.
– Как, разве вы не прочли буклеты, которые я приносил в вашу комнату?
– Мне стыдно, но нет, не прочел. Хотя уверен, чтение было захватывающее. Если б мог, я бы проголосовал за вас дважды.
– Тогда у него было бы десять голосов, – сказала Элис.
Ида, которая последнее время присматривалась к мистеру Уитселлу, теперь обратилась к нему:
– Мистер Уитселл, могу я задать вам вопрос?
– О да, пожалуйста, задавайте, – сказал он и откинулся на спинку стула, готовясь к тому, что его спросят неизвестно о чем.
– Просто мне любопытно, почему вы живете здесь, в отеле, так долго?
– Даже не знаю, правда. А почему б мне не жить?
– У вас нет других планов?
– Нет.
– Может быть, они были, когда вы сюда приехали, но потом вы их отложили?
Он обдумал это предположение.
– Не думаю, что отложил, нет, – сказал он.