Бич Божий

В шатер князя Верена Маркиана не пустили, ему пришлось еще долго томиться в компании таких же горемык. Некоторых из этих людей нотарий знал, они занимали видное место в свите сиятельного Аспара, однако общаться с ними Маркиан не стал, да и его никто не окликнул.

Посыльный пришел за Маркианом, когда совсем стемнело. Савл сунулся следом за нотарием, но ему велено было остаться. Посыльный был, скорее всего, галлом, во всяком случае, он неплохо говорил на латыни, хотя и с сильным акцентом. Шли недолго, через полусотню шагов галл махнул в сторону ничем не примечательного шатра и вежливо подтолкнул Маркиана в спину. Огонь, горевший в большой медной чаше, на мгновение ослепил нотария, и он не сразу опознал в человеке, сидящем у стола, нотария Авита.

– Это я указал на тебя Гусирексу, Маркиан.

– Пока не знаю, благодарить мне тебя, светлейший Авит, или проклинать.

– Твой выбор, нотарий, – спокойно сказал Авит, жестом приглашая гостя садиться.

Маркиан опустился на стул как раз напротив римлянина. Авит не спешил с откровениями, а византийцу тем более не следовало распускать язык. Обвинять римского нотария в измене он не собирался. Авит пошел тем путем, который счел для себя подходящим.

– Один варвар стоит другого, – спокойно произнес римлянин, намекая сразу и на Гусирекса, и на Аспара.

В ответ Маркиан лишь пожал плечами. Оба нотария были почти одногодками. Оба происходили из всаднического сословия. И то, что один из них родился в Риме, а другой в Константинополе, особой роли не играло.

– Ты собираешься служить Гусирексу здесь, в Африке? – спросил Маркиан у Авита.

– Я собираюсь вернуться в Рим, – усмехнулся нотарий.

– Неужели ты надеешься на прощение?

– Я рассчитываю на награду, дорогой Маркиан.

Византиец с изумлением глянул на римлянина, но тот в ответ лишь криво улыбнулся ему. Будучи человеком умным, Маркиан сам обо всем догадался. На это, видимо, и рассчитывал его собеседник. Ставленник Византии, сиятельный Аспар, мешал Плацидии, и дочь Феодосия Великого избавилась от него с помощью Гусирекса, погубив при этом пятьдесят тысяч человек. Вопрос был в другом – кто теперь поможет ей избавиться от князя Верена, прибравшего к рукам африканские провинции?

– Скажу тебе честно, Маркиан, я думаю не о Риме, я думаю о себе. У тебя тоже есть возможность вернуться в Константинополь.

– Агентом Гусирекса? – догадался Маркиан.

– Хочу сразу предупредить, нотарий: если ты попытаешься обмануть князя Верена, тебя убьют. Русы Кия не прощают измены.

– Надеюсь, от меня не потребуют жертвы их богам?

– Нет, – покачал головой Авит. – Достаточно будет слова, данного Гусирексу.

– А если я не дам слова?

– Ты не увидишь больше родной Константинополь.

– Трудный выбор, – вздохнул Маркиан.

– Брось, нотарий, – поморщился Авит. – Нет у нас с тобой выбора. Римом управляет распутница Плацидия, Константинополем – девственница Пелагея. А кругом варвары, называющие себя избранниками богов. Римская империя никогда уже не будет прежней. Разумному человеку в подобной ситуации ничего другого не остается, как только бороться за свою собственную жизнь.

– Хорошо, Авит, – глухо отозвался Маркиан, – ты меня убедил. Я дам слово Гусирексу и постараюсь не нарушить его.

Бонифаций пребывал в глубоком унынии. Крепость Гипон-Регия оставалась чуть ли не единственным местом в африканских провинциях, куда еще не ступала нога варваров. Этим обстоятельством можно было бы гордиться, тем более что в крепости хватало и припасов, и защитников, а потому она могла выдержать и долгую осаду, и немедленный штурм. По прикидкам Бонифация, он мог бы просидеть в этой крепости и год, и два, и даже три. Вот только какой смысл в этом сидении? Помощи ждать неоткуда. Византия, потерявшая лучшие свои легионы, еще очень не скоро оправится от поражения. В Риме легионов хватало только на то, чтобы удерживать варваров на границах Италии, а следовательно, Галла Плацидия, избавившаяся от византийских опекунов, не станет ссориться с вандалами. Десять дней прошли у Бонифация в мучительных раздумьях. К сожалению, он так и не принял никакого решения, зато получил в награду головную боль. Головную боль он лечил с помощью вина, но, увы, даже это испытанное средство не принесло ему облегчения.

– Комит Туррибий и сенатор Рутилий просят тебе о встрече, сиятельный Бонифаций, – доложил префекту трибун Тиберий.

– А разве они в крепости? – спросил Бонифаций, с трудом обретающий себя после долгого загула.

– Пока что только у ворот. Свита у них небольшая. Прикажешь впустить?

– Впускай, – обреченно махнул рукой префект.

Высокородный Туррибий первым приветствовал старого друга, заключив его в объятия. Сенатор Рутилий был более сдержан в проявлении чувств, но на его одутловатом лице радость была написана самыми яркими красками. По какому поводу ликовали эти люди, Бонифаций понял далеко не сразу, тем не менее он пригласил гостей к столу, налив им по полной чаше замечательного нумидийского вина.

– Сиятельный Аспар, по слухам, не решился вернуться в Рим и бежал в Константинополь, – со значением глянул на префекта Туррибий.