Бич Божий

Авит, конечно, знал, что Пульхерия поддерживает тесную связь с князем Вереном, но это вовсе не означало, что она ставит интересы Гусирекса выше своих собственных. Капризная и взбалмошная Гонория, засидевшаяся в девках, готова была броситься в объятия любого мало-мальски подходящего претендента, но у Пульхерии на ее счет были свои виды. Матрона, похоже, мечтала выдать Гонорию за своего сына Ратмира. Но пока жива Плацидия, этому точно не бывать. Императрица прекрасно знала, при каких обстоятельствах Пульхерия зачала своего сына. Кроме того, она не хотела делить Ратмира ни с кем, даже с родной дочерью. Что, однако, не мешало ей с интересом выслушивать доклады Авита о похождениях своего любовника и от души потешаться над его жертвами.

– Я позабочусь об этом, – кивнула Пульхерия.

– Аттила, если верить Литорию, увяз в войне с венедами. Впрочем, тебе это должно быть известно, матрона. Я полагаю, что Литория можно будет использовать в войне с готами, а потом устранить.

– Его устранят без нас, – небрежно бросила Пульхерия. – Он повинен в смерти кудесника Велегаста. Русы Кия уже вынесли ему свой приговор.

– Что ж, – развел руками Авит, – одной заботой меньше. Но что нам делать с Галлией? Подвоз продовольствия в Рим практически прекратился.

– Ты посоветуешь Плацидии вернуть Аэция, я сделаю то же самое со своей стороны. Сын патрикия Сара сумеет договориться и с готами, и с франками.

– Как прикажешь, матрона, – склонился в прощальном поклоне Авит.

Путь от Рима до Медиолана посольство вандалов проделало верхом, благо свиту внука Гусирекса составляли мужи по преимуществу молодые. За исключением разве что рекса Стояна и бывшего комита схолы агентов Туррибия, прожженного интригана, переметнувшегося в стан вандалов. Со стороны Туррибия было большой наглостью напоминать о себе Галле Плацидии, но, видимо, он рассчитывал, что статус посла защитит его от козней мстительной императрицы. Посольство вандалов по земле империи сопровождали старые знакомые Туррибия, сенаторы Рутилий и Паладий. И тот и другой были участниками заговора Бонифация, приведшего в конечном итоге к потере африканских провинций, а потому могли теперь собственными глазами увидеть результаты своих неустанных трудов. Дабы не утруждать истрепанные жизнью тела, сенаторы ехали в карете. К ним присоединился Туррибий, тоже далеко уже не юнец, сохранивший, однако, и волосы на голове, и великолепный волчий оскал крепких белых зубов. Туррибий не отказал себе в удовольствии напомнить сенаторам об их промахе десятилетней давности, чем вызвал гнев сенатора Рутилия, считавшего бывшего комита виновником всех бед, обрушившихся на империю. Впрочем, долгая дорога примирила спорщиков, и остаток пути они проделали вполне сносно, перемывая косточки своим старым и новым знакомым. Сенаторов прежде всего заинтересовал рекс Стоян, худощавый варвар лет пятидесяти с вечно хмурым лицом. Если верить Туррибию, то Стоян доводился Гусирексу дальним родственником, и тот верил ему как самому себе. Что же касается внука князя Верена, двадцатилетнего Янрекса, то это был среднего роста, светловолосый и голубоглазый молодой человек приятной наружности и вежливый в обхождении. По-латыни он говорил без всякого акцента и был достаточно образован, чтобы при случае поддержать беседу с мудрыми римскими мужами. Сенаторы любовались юным варваром ровно до того момента, когда на горизонте возник посланец императрицы Плацидии комит Ратмир. Сын матроны Пульхерии встретил посольство в сорока милях от Медиолана. Комита сопровождали триста клибонариев гвардейской схолы в блистающих на солнце доспехах. Зрелище, что и говорить, было впечатляющее – это вынуждены были признать даже сенаторы, критически настроенные к императорскому двору.

– Хорош! – оценил посадку и внешний вид комита Ратмира Туррибий. – Воля ваша, сенаторы, но из этого молодца со временем вырастет великий государственный муж. Я бы от такого сына не отказался.

– Про внешность не скажу, – заметил Рутилий, – но по душевным качествам вы очень даже похожи.

Туррибий, разумеется, уловил сарказм в словах Намициана, но не обиделся, а усмехнулся в свои роскошные варварские усы. Выращенные, надо полагать, специально для того, чтобы угодить его новому повелителю Гусирексу. А вот Янрекс усы не носил, на что и указал Рутилий бывшему комиту.

– Он их сбрил по моему совету, дабы понравиться своей невесте, сиятельной Гонории.

При этих словах Паладий печально вздохнул, а Рутилий злобно выругался. Оба были противниками этого брака, грозящего Великому Риму неисчислимыми бедствиями. Конечно, если бы все зависело исключительно от Гонории, то в исходе сватовства можно было не сомневаться. К счастью, вопрос о браке будет решаться не переспевшей девкой, а благородными римскими мужами, которые сделают все от них зависящее, дабы потенциальный жених покинул Рим с пустыми руками.

Янрекс и Ратмир на удивление быстро поладили друг с другом. Что не могло, разумеется, не насторожить римских сенаторов, отлично знавших, какое сокровище (точнее, чудовище) подарила Риму матрона Пульхерия.