Мы проехали последние несколько ярдов и спешились. Каким причудливым и диким казалось это воссоединение с Аттилой! Я был там, в их лагере, единственный римлянин среди тысяч гуннов, после самой кошмарной битвы на земле. Гунны толпились вокруг нас, принюхиваясь, словно свора голодных псов. Один, с окровавленной повязкой, выглядел особенно знакомым, и я присмотрелся к нему. Это был Евдоксий, греческий лекарь! Так вот он где, в армии, о которой давно мечтал, и его старый, непримиримый враг Аэций мог уничтожить его в любой момент. Он тоже узнал меня и скорчил гримасу, не скрывая своего отвращения.
Не только одна Илана, но и ещё несколько прекрасно одетых женщин, прикованных лёгкими цепями к погребальному костру, проснулись и проводили нас испуганными взглядами. Аттила с его жаждой завоеваний привёл свой народ к катастрофе, и если ему суждено умереть, он заберёт с собой самых близких людей.
Илана с изумлением глядела на меня и Скиллу. Сначала она никак не могла очнуться и стряхнуть наваждение, а затем её глаза расширились, постепенно привыкая к свету раннего утра. Наше совместное появление вызвало у неё замешательство. Да и неудивительно: мы стояли рядом, как союзники, оба были забрызганы уже засохшей кровью, и оба потемнели от грязи и копоти минувшей битвы. Она заметила меч, и её взгляд затуманился. Я знал, что она мечтала о победе римлян, о том, как они отомстят Аттиле, и готова была отдать за это жизнь.
Каган вышел из своего шатра. Вернее, вырвался оттуда, как клокочущая лава.
Если Бич Божий и спал в эту ночь, то не снимал своей боевой кольчуги и звериной шкуры, на которой виднелись пятна крови его врагов.
Его волосы были всклокочены и спутаны, жидкая бородка совсем поседела, а проницательные, глубоко посаженные глаза покраснели от усталости, и под ними обозначились тёмные круги — следы долгой бессонницы. Меня поразил его вид, и, по-моему, Скилла тоже невольно вздрогнул. Казалось, Аттила постарел лет на десять со времени нашей последней встречи, и вчерашний день, по-видимому, был тому причиной.
— Ты! — воскликнул он, и, признаюсь, я вздрогнул от страха.
Уж слишком часто мне случалось видеть его в приступе ярости. Однако теперь он выглядел так, будто потрясение минувшей битвы сбросило его в пропасть безумия. Ещё никогда столько гуннов не погибало за один день. Да и Аттила никогда не отступал с поля боя без уверенности в будущей победе. А сейчас он съёжился, спрятавшись за повозками, и ждал, когда Аэций полностью разгромит его. До этой минуты я не сознавал, что римляне одержали убедительную победу. Боевой дух кагана был подорван.
Я поднял меч и показал ему.
— Я пришёл сюда от Аэция, каган.
Он с подозрением посмотрел на меня, и удивление мгновенно уступило место врождённой хитрости.
— Он хочет начать переговоры?
— Нет, это я хочу договориться.
Я указал на Илану.
— Эта женщина не виновата в том, что случилось в Хунугури. Я выкрал её из ваших владений, взял ваш меч и разжёг огонь. Её единственный грех в том, что я её похитил. И я пришёл предложить коносс. Я возвращаю вам меч и взамен её жизни готов пожертвовать своей. Убейте меня, но отпустите женщину.
Глаза Аттилы сузились. Он повернулся к Скилле.
— А какова твоя роль во всём этом?
— Я поклялся, что верну меч. И сделал это.
— И ты по-прежнему хочешь получить то, что я тебе обещал? — проворчал король.
Скилла кивнул.
— Да. Илана пойдёт со мной.
— Ионас! Это же бес... — воскликнула она.
Я вмешался в спор.
— Я пришёл сюда безоружным, чтобы спасти свою любимую женщину. И готов расплатиться за неё своей жизнью. Это скромная цена. Отдайте её Скилле и благословите их мечом Марса.
Он оглядел нас всех по очереди. Наше трио вот-вот должно было превратиться в дуэт.
— И тебе так важен этот драух? — Это было гуннское наименование женских гениталий.
Я чуть не поперхнулся.
— Лучше сожгите меня на костре.
Аттила по-прежнему колебался.
— Это коносс, каган, — вступил в разговор один из его приближённых. — Вы должны его принять.
Я вздрогнул, узнав голос, и понял, что это был Эдеко. Он смотрел не на меня, а на своего племянника Скиллу. И смотрел с любопытством.
Король нахмурился. Была ли это уловка?
— Я ничего никому не должен.
Его взгляд стал жадным и злобным, а глаза снова сузились.
— Отдай мне меч.
Полководцы Аттилы закивали, желая поскорее вернуть талисман — знак единства своего народа.
— Сперва отпустите её к Скилле.
— Нет. Сперва ты вернёшь мне меч. А не то я убью её прямо сейчас.
Я тоже заколебался, но какой у меня оставался выбор? Когда я приблизился к нему, он схватил железную рукоять и воткнул в землю тяжёлый конец меча. Нас разделяло лишь несколько пядей.
Аттила сдержанно улыбнулся и вновь взглянул на меня.
— Теперь это будет не так просто.
Я потянулся за мечом.
— Но ведь речь шла о сделке.
— Условия которой я собираюсь изменить.
Он повернул голову и приказал:
— Отвяжите цепь и освободите девушку.
Несмотря на утреннюю прохладу, меня прошиб пот. С Планы сняли оковы, и она выпрямилась — застывшая, растерянная и настороженная.
Аттила повысил голос, так чтобы остальные могли его услышать: