— Я и так гожу — скоро четыре года! — сетовал посадник.
В общем, обошлись без Улеба. Время в Ракоме проводили весело. Утром вставали засветло, бегали на речку и купались до завтрака. Пили парное молоко, заедая пряником. В лес ходили за грибами; мальчики стреляли из лука, иногда рыбачили и катались на лошадях. На обед ели куриный суп или щи со сметаной, жареного рябчика, кашу, пироги, ягоды и яблоки. Отдыхали, качаясь в гамаках. Доброгнева им читала по книжке, привезённой из Византии, о великих подвигах древних греков, тут же переводя на русский. Девочки вышивали на пяльцах. Мальчики бросали ножички в цель. Вечером играли в горелки, а порой заставляли Неждану петь. И ложились рано, вместе с курами, занавесив окна, чтобы не впускать комаров.
Так они и жили. А в начале августа вот что произошло.
Ночью сын Малуши пробудился от криков, топота и дыма. За окном полыхало пламя. Он, как был, в длинной ночной рубахе, босиком, с дико бьющимся сердцем, бросился бежать. Тут же столкнулся с Доброгневой, успокаивавшей плачущих Савинко с Миленой.
— Остальные где? — хрипло спросил Владимир.
— Помогают тушить пожар. Не волнуйся, княже, нет большой беды. Вовремя заметили.
Выскочив на крыльцо, он увидел, как люди, цепочкой, передавали из рук в руки вёдра с водой от колодца к горящему сараю. У забора Мизяк, стоя на лестнице, поливал огонь. Рядом с ним сновали остальные дружинники. Кто-то отдирал и сбрасывал доски на землю, кто-то засыпал их песком, кто-то сбивал пламя дерюгой. Пахло палёным деревом. Дым валил чёрный, неприятный, удушливый. В воздухе летали хлопья от сожжённой соломы. Но огонь уже затихал: вырвавшись ещё из-под крыши несколькими хилыми языками, зашипел, обугливая последние брёвна, задымился и скис. Все смотрели на сгоревший сарай — перепачканные, чумазые, но счастливые.
— Видел, видел? — появился Божата, радостно сверкая глазами. — Это были люди Лобана!
— Где? Чего?
— Их узнал Мизяк!
Удалось выяснить подробности. Волчий Хвост возвращался с речки (он сказал, что ходил купаться, но на самом деле, конечно, миловался с Нежданой) и заметил всадников: те топтались около забора — с той стороны, где стоял сарай. Чиркнули кресалом и зажгли паклю на стреле. А стрелу выпустили из лука — аккурат на соломенную крышу. Их расчёт был довольно прост: от сарая загорятся остальные постройки, и спастись из пылающих хором будет очень трудно. Бросившись на всадников, Волчий Хвост начал стаскивать одного из них. Но едва не погиб от меча другого. К счастью, меч не рассёк ему головы, только оглушил. Всадники поспешно ретировались. Но Мизяк одного узнал: это был Боташа, мечник из дружины Лобана. А Неждана тем временем со своей стороны подняла тревогу, и пожар удалось быстро загасить.
— Я затею свод, — гневался Владимир. — Привлеку Лобана и его людей. Ты, Мизяк, выступишь видком: всё, что видел, доложишь.
— Отопрутся, княже. Призовут собственных видков — дескать, видели Боташу в эту ночь в Плотницком конце.
— А тогда учиню божий суд: раскалим железо, ты и он схватите его: у кого пузыри на руках не вздуются, тот и не солгал.
— Нет, на случай полагаться негоже. Я с Лобаном сам поговорю. Этак понадёжнее выйдет.
Но когда возвратились в Новгород, разговор не мог уже состояться: старший сын Угоняя был убит Добрыней при попытке изнасилован. Верхославу. Старостой же Плотницкого конца выбрали Боташу. Тот поклялся отомстить за погубленного Лобана.
Нижнее Поднепровье, осень 972 года
Хан Кирей получил известие: близ расположения половецких войск захватили двух мужчин странной внешности. Оба шли пешком и везли на телеге сундуки с поклажей. В сундуках обнаружены книги с непонятными буквами. На вопрос, кто они такие, отвечали по-гречески: мол, идут из Преславы с даром для христианской общины Киева, по велению патриарха Дамиана.
— Разберись, Асфар, — распорядился Куря. — Самому будет трудно — привлеки моего племянника, русича. А потом доложи — я приму решение.
— Слушаю, светлейший.
К тысяцкому в шатёр привели задержанных: в чёрных рясах, чёрных капюшонах и сандалиях на босу ногу. Первому из них было сорок с хвостиком: волосы расчёсаны на прямой пробор, борода лопатой, нос величиной с баклажан, зубы — как у лошади. А второй вдвое младше: белокурый, стеснительный, с тонкими дрожащими пальцами, кроткий. Выяснив, что пленные говорят только по-болгарски и гречески, печенег сказал, чтобы кликнули Милонега. Тот вошёл — похудевший и обросший, с правой рукой, висящей на платке, перекинутом через шею. После битвы, в кото рой печенеги разбили Святослава, сына Жеривола нашли без сознания, раненого, в крови. А поскольку было известно, что Кирей доводится ему дядей (киевский волхв больше двадцати пяти лет назад женился на сестре печенежского хана), то племяннику сохранили жизнь, помогли поправиться, убеждали принять ислам...
— Помоги разобраться с этими баранами, — попросил Асфар. — Для начала спроси у них, как кого зовут и откуда родом.