Бич Божий

Милонег придумывал для Анастасии массу всевозможных сюрпризов: уходя из дома, оставлял на столе, на шитьё и на умывальнике бересты-записочки со словами по-гречески: «Обожаю», «Боготворю», «Агапэ», — и она находила их со смехом, целовала и прятала на память; иногда, придя, он мяукал под дверью, а когда озадаченная гречанка выходила посмотреть на приблудную кошку, обнимал её и кружил по горнице; иногда приводил домой местных ребятишек, заставлял их петь уморительные частушки, подпевая сам. Бесконечные зимние вечера проходили для милых славно: Настя шила, Милонег читал ей по-гречески книжку или же рассказывал сказки, пел под гусли. Церкви в Овруче не было, и они справляли Рождество, Крещение, Сретение, Благовещение, Пасху и Троицу сами, даже без икон, соблюдали пост, мысленно обращаясь к Богу. Настенька пекла куличи, Милонег строил горку для крашеных яиц, и любовники, разговляясь, целовали друг друга без счёта, восклицая: «Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!» По весне гуляли на берегах Норина, рвали цветы, ставили у себя в светлице. Тихая семейная жизнь благотворно повлияла на здоровье княгини: у неё улучшился аппетит, округлились щёчки, а в глазах появилось милое лукавство, свойственное всем счастливо живущим в браке женщинам. Лишь порой она кручинилась и вздыхала, говорила грустно: «Савва, я боюсь. Ярополк и Лют набегут на Овруч. Нам несдобровать». «Ничего, любимая, — успокаивал её Милонег. — Отобьёмся как-нибудь. С нами Бог».

А в начале июня появился посланник от Ярополка — воевода Вовк. Он приехал тем же водным путём, что и беглецы, — через Днепр, Уж и Норин. Свой маршрут оправдывал тем, что боялся налететь по дороге в лесу на Путятины разъезды (значит, в Киеве были уже наслышаны о военных приготовлениях у Олега).

Вовк, по прозвищу Блуд, с лохмами волос, как у пса Полкана, прыщеватый, слегка дурашливый, был настроен миролюбиво. Принятый Олегом, он сказал, почёсывая затылок:

— Старший брат кланяться велел. Он не хочет распри. Возврати ему Настеньку, и великий князь обещает удержать Клерконичей от набега.

— Я подумаю, — объявил Олег. — Дай мне поразмыслить, взвесить «да» и «нет». Через десять дней я тебе отвечу. Торопиться некуда. А пока останься у меня во дворце, познакомься с нашим житьём-бытьём. Девушки у нас огневые, — подытожил князь, зная слабость Блуда.

У того загорелись интересом глаза:

— Да неужто? Это дело. А невесты не сыщется у вас какой-нибудь состоятельной? Я вдовец третий год. Жёнка моя, Любава, дочь Свенельда Клерконича, в одночасье преставилась. Надоело куковать одному, точно перст.

— Отчего ж, найдём. Вот хотя б Ненагляда — у боярина Валуя. Славная девица. Сам бы взял её, но тебе уступлю как другу.

— И приданое отец даст приличное?

— Хо! А то! За меньшую, за Ирпу, мой Путята Ушатич взял четыре деревни, да лесное урочище, да четыреста гривен серебром. Не считая шуб, мехов и домашней утвари. За старшую же, почитай, раза в два поболе. Ведь и ты родом познатнее. Значит, можешь стребовать.

— Я бы поглядел на невесту. Коли мне понравится — мигом сговорюсь!

И действительно сговорился. Сам Олег выступал посредником. Как откажешь князю? Свадьбу сыграли шумную, с бубнами, колокольцами, с песнями и плясками, всё население Овруча, от велика до мала, упивалось мёдом и пивом три дня подряд. Правда, Вовк, худощавый и долговязый, выглядел немного комично рядом с полной и маленькой Ненаглядой, — ну да что судить! Дело было сделано. Блуд застрял больше чем на месяц, возвращался в Киев с молодой женой, раздобревший, невозмутимый. Спрашивал Олега:

— Что сказать Ярополку, как отговорить от похода?

— Ты, во-первых, скажи, что княгиню с её полюбовником в Овруче не встретил. Дескать, брат их не принял. Якобы весной поскакали на юг, во впадения Калокира. Во-вторых, что пока женился, ты объездил окрестности города, видел, как устроена у нас оборона — рвы, валы, стены, вышки — лучше не соваться. В-третьих, мол, Олег хочет с Клерконичами мира. И готов откупиться частью лесной земли, например, по Ужу и по Ирше. Вплоть до Малина. Пусть зашлют послов. Я их встречу, как подобает.

С этим новобрачные и уехали.

Весь остаток лета Овруч жил спокойно. Милонег заканчивал свои укрепления, а Путята занимался с дружиной. Помогали им бывшие причты Жеривола — Ёрш и Немчин. Князь послал воеводу на полюдье — сам остался в городе. Возвратившись, Путята доложил: слухи нехорошие; Блуду не поверили и хотели этой же осенью воевать Древлянскую землю; но опальный Жеривол напустил порчу на Мстислава — тот покрылся язвами, и кудесник вылечил его при условии, что набега не будет. А куда судьба повернётся на другое лето — Бог весть.

Так Анастасия и Милонег задержались в Овруче на вторую зиму.

Принцевы острова, весна 974 года