Бич Божий

Город София звался тогда Средец (от старинного римского «Средика»), Но Софийская церковь уже стояла; впрочем, сравнивать её с Софийским собором в Преславе, а тем более — в Константинополе, было очень сложно: строили её не греки, а славяне-христиане — предшественники болгар, — аскетично, строго и невыразительно. И вообще, весь Средец выглядел довольно провинциально: каменное здание только одно (царские палаты), немощёные улицы, при наличии водопровода по римскому образцу — сточные канавы на улицах...

Именно сюда, на берег реки Искыр, и стремился младший из сыновей Петра — оскоплённый ромеями Роман. Вместе с братом во Христе Теофилисом добирались они почти два месяца: грек Панкратос довёз их на барке до восточного входа в Константинополь; далее монахи шли вдоль Мраморного моря, миновали перешеек Галлипольского полуострова и опять вдоль берега, но уже Эгейского моря, двигались по направлению к Греции. В устье Нестоса беглецы едва не утонули в болоте, но счастливо выбрались и пошли на север, вдоль хребта Пирин, мимо пика Мусала, где берёт начало река Искыр. Ну а там выкрасть лодку и добраться на ней до столицы владений царя Самуила было уже несложно.

Самуил принял их достаточно настороженно, на двенадцатилетнего Романа он взирал с подозрением. Царь — квадратный, несколько похожий на обезьяну, с длинными руками и прижатыми к черепу ушами — иногда выпячивал нижнюю губу, и при этом голова у него поворачивалась налево. В первый раз при таком движении у Романа похолодело под ложечкой, но потом он понял: Самуил подвержен нервному гику.

— Ваше величество! — убеждал его подросток. — Мы должны покончить с нашим противоборством. Цель одна — Болгария. Враг один — ромеи. Нам пора взяться за руки и объединить бедную страну, обесчещенную захватчиками.

Выпятив губу, царь повёл голову налево, а затем ответил:

— Вы смеётесь, молодой человек? Чтоб начать настоящую кампанию, надо иметь три вещи как минимум: деньги, армию и желание воевать. А сейчас у меня отсутствуют и одно, и другое, и третье. Слава Богу, что ромеи остановились на наших границах. Если б мощь, которую они обрушили на русского князя, Иоанн обрушил на нас, мы бы дрогнули на вторые же сутки. — Он опять повёл головой и добавил более спокойно: — Я ценю ваш юношеский задор и желание покончить с враждой между нашими царствующими домами. Мой отец не любил Петра. Но с его сыновьями мы готовы заключить перемирие... Если Бог поможет нам в этом...

Огорчённый Роман сказал:

— Я на вас надеялся...

Царь взглянул на него насмешливо:

— Обстоятельства выше всех... Максимум того, что могу для вас сделать, — это предложить остаться в Средеце. Будьте гостем. Мы живём без роскоши, но еда и напитки лучше, чем в монастыре на Принцевых островах...

А поскольку Роману деться было некуда, он и в самом деле остался. Но спустя неделю сын Петра почувствовал лихорадку губы высохли и потрескались, начал бить озноб, и монах Теофилис тщетно пытался согреть его тёплыми вещами. Лоб Романа горел, он впадал в забытье. А часа через три-четыре юноша покрылся испариной, жар окончился и больной проспал до утра безмятежным сном. Встал Роман совершенно здоровым, ел с немалым аппетитом, с удовольствием прогулялся по берегу Искыра и присутствовал в церкви Святой Софии на обедне. Через трое суток приступ повторился. Вызванный Теофилисом лекарь констатировал малярию Очевидно, в низовьях Нестоса малышка укусил комар-бациллоноситель. Приступы длились в течение месяца, ухудшая состояние бедного царевича. Он осунулся, кожа стала жёлтой, на еду не хотел смотреть. В первых числах сентября, после очередного приступа, началось безумие: сыну Петра казалось, что его хотят оскопить повторно, он кричал, метался, бил руками в стену; иногда молился, декламируя целые куски часослова, иногда звал на помощь брата Бориса. Состояние ухудшалось быстро. Он лежал без движения, а дыхание было хриплое и прерывистое. Лекарь, посмотрев на его расширенные зрачки, предсказал близкую кончину. Но случилось невероятное: мальчик выжил. Теофилис кормил его с ложечки и возил на коляске на прогулки.

Месяца через два сын царя Петра смог ходить и присутствовать на церковных службах. Он теперь твёрдо знал: Бог ему помогает; надо вызвать брата Бориса и совместно начать боевые действия.

Киев и окрестности, лето 975 года

Жеривол научился волхвовать от отца, Пересвета, и ходил у него в помощниках-причтах с юных лет. А поскольку у чародеев не было обета безбрачия, он женился на сводной сестре печенежского хана Кирея — Фатиме. Молодые люди полюбили друг друга с первого мгновения, и прекрасная мусульманка подарила супругу семерых детей. Пятеро из них умерли в младенчестве. Оставались двое: девочка Красава, мальчик Милонег. А сама Фатима погибла, оступившись на лестнице в тёмном погребе и сломав себе позвоночник. Милонегу в то время было восемь лет.