Бич Божий

Между тем во дворце Свенельда разыгралась иная драма. К воеводе прибежал челядинин-придверочник и с испугом сказал, что пришла Меланья, по прозвищу Найдёна, и хотя ей поведали, как и было наказано: «Мы гостей не принимаем», — начала буянить, говорить, что она не гость и её должны пустить без каких бы то ни было препятствий. «Хорошо, веди, — проворчал хозяин дворца с явным недовольством. — Я приму её в гриднице, но кормить и поить не стану».

Ранней весной Свенельд простудился, несколько недель пролежал пластом, тётка Ратша за ним ходила и поставила на ноги. Но пятидесятисемилетний воин чувствовал себя всё ещё неважно, по ночам потел — так, что простыни становились мокрыми, кашлял и чихал, а в суставах ощущал ломоту и треск. И поэтому не знал, примет ли в походе Люта участие. Он сидел в гриднице и думал о дочке: «Для чего пришла? Станет вымогать деньги и добро? Коли так, почему молчала три года? Собиралась силами?»

А Найдёна молчала потому, что её происхождение отступило на задний план под напором других событий. Главное — она оказалась беременной от покойного брата Паисия. Летом 973 года разрешилась мальчиком. Окрестила его в день Зосимы-пчелятника, так и назвала. А потом возилась с двумя детьми — ненавидела убогого Брыкуна и лелеяла младшего — крепкого, смышлёного. В доме Иоанна все ей помогали, а особенно Фёкла. И никто не сказал Меланье худого слова: здесь христианскую мораль ставили превыше всего; дескать, что ж? — ну, случилось кровосмешение, Лют прогнал, а Зосима родился от Паисия, — значит, на то воля Божья; надо не роптать, а смиренно принимать испытания духа, жить по чести и справедливости.

Тут ещё свалилась напасть на семью Иоанна: Павел, по прозвищу Варяжко, полюбил дочку Люта — Бессону. И она его полюбила тоже. Но когда в дом Свенельдича заслали сватов, Мстиша их прогнал со словами: «Хватит с меня Найдёнки! Не желаю видеть зятем поклоняющегося кресту!» С дочкой была истерика, угрожала броситься со стены на камни, Мстиша рассвирепел и хотел её отлупить, но вмешался Тучко, защитил сестру. А Варяжко, разлучённый с возлюбленной, страшно переживал, похудел и ходил печальный. Он с шестнадцати лет поступил в гриди к Ярополку, нёс охрану его хором, и лишь служба помогла Павлу избежать помешательства: в карауле мысли его развеивались, юноша крепился и порой даже забывал о своём несбывшемся счастье. Тучко находился в Вышгороде с отцом, а когда по делам возвращался в Киев и встречался с другом, предлагал ему: «Хочешь, помогу сестрице с тобой бежать? Дома стерегут её зорко и сурово, но найти способы сумею». А Варяжко отвечал сокрушённо: «А куда направимся? В Овруч — глупо, не сегодня-завтра вы его захватите. В Новгород к Добрыне — примет ли меня, пожелает ли враждовать с Клерконичем? Нет, бежать нелепо. Я не Милонег, у меня решимости меньше». И тогда Тучко посоветовал обратиться к Найдёне. Пусть Меланья сходит к настоящему своему тятеньке — Свенельду — и попросит заступиться за внучку. Павел обещал это предложение обсудить с сестрой...

И Найдёна загорелась тут же. Ей давно хотелось пообщаться со своим новоявленным отцом, завязать дружбу...

Так они и встретились.

Он сидел мрачный и суровый. Светлые глаза — как у волка, злые, острый нос и бескровные щёки; борода недлинная, с сильной проседью; жёлтые костлявые руки и кадык на жилистой жёлтой шее. В общем, старый хищник, забившийся в логово.

А она была симпатична: крутобёдрая, круглолицая, с карими насмешливыми глазами, сочными губами, белой шеей; только пальцы — толстые, короткие — выдавали алчность и своеволие. «Да, похожа на покойную Ольгу; — мысленно отметил Свенельд, — именно такой её привезли из Пскова и отдали за князя Игоря. Было это — страшно подумать! — сорок лет назад!»

Поклонившись, Меланья произнесла:

— Доброго тебе здравия, господин боярин. Слышала — хворал. Лучше ли теперь?

— Слава Роду, лучше. С чем пришла, Найдёна? Коли станешь просить о помощи, дабы я примирил Мстишу и тебя, то напрасно.

— Нет, Свенельде, это дело прошлое. Мы христиане, и у нас также не положено, чтобы брат женился на сестре, а отец на дочери. Бог меня наказал за нечаянный грех — сыном-дурачком...

— Ну, сестра ли ты Мстише — под большим вопросом... — покачал головой варяг.

Жетяцина ответила:

— Что ж, тебе виднее, господин боярин...

Он взмахнул рукой:

— Недосуг мне болтать об этом. Голова болит... Говори, что хочешь, или уходи.

— Бью челом за брата... названого брата — Варяжку. Он и внучка твоя Бессона полюбили друг друга. Тятя слал сватов к Мстиславу Свенельдичу, только Лют их прогнал, и едва не поколотил. А ребятки страдают сильно. Павел сам не свой, ходит, будто тень. И Бессона, я слышала, не намного лучше Окажите милость, господин боярин, поспособствуйте этой свадьбе.

У Свенельда потеплели глаза.

Он спросил:

— Сколько лет Варяжке?

— Справили семнадцать.

— Внучка младше на год... Я как раз недужил и впервые слышу об их любви... Что ж, подумаю. Обещать ничего не буду — ты сама знаешь Мстишу, спорить с ним почти невозможно, но подумаю и попробую что-то сделать... А теперь ступай.