Читаем Бич Божий полностью

В Овруче жизнь текла спокойно. После разгрома Люта праздновали победу, занимались укреплением стен и рвов, ждали нападения киевлян летом 976 года, а поскольку этого не случилось, то повеселели вдвойне. Ключница Верещага родила от князя Олега девочку. У Путяты и Ирпы, кроме старшей Забавы, родился сын — в январе 977-го, в стужу и метель, имя ему поэтому выбрали — Морозко. И Анастасия призналась Савве, что она беременна. Он скакал по горнице, как мальчишка, прыгал на руках, целовал её острые, воздушные пальчики. Настя, опасаясь недоносить и второго ребёнка, выполняла советы бабки-повитухи аккуратно и тщательно, стала пить больше молока, есть творог и сметану, свёклу и морковь; в первые два месяца не могла оторваться от квашеной капусты и засоленных огурцов, но потом такое желание у неё пропало, и воспоминание о соли даже сопровождалось тошнотой; в баню ходила часто, но не парилась; и спала в своё удовольствие — иногда по двенадцать и более часов. Внешне гречанка изменилась мало: кожа сохраняла оливковую смуглость, чёрные глаза стали совсем бездонными, а движения сделались ещё грациознее и приятнее. Милонег забегал домой каждую свободную минуту, не давал жене даже крынку с водой поднять и одной выходить из дома («Мало ли чего: всадник напугает или, паче чаяния, ногу подвернёшь — в Овруче же улицы не мостят!»). А уж поцелуев и приятных сердцу любезностей не было числа.

— Люб ли я тебе, как и прежде, Настенька? — пожирал глазами любимую сын волхва.

— Очень, Саввушка, ты же знаешь, — отвечала женщина. — Ну а я не противна ли тебе в моём положении, подурневшая и капризная?

— Да Господь с тобой, что ты говоришь! Ты прекраснее всех на свете, я встаю каждый день счастливый, как никто ещё на земле не был счастлив. И молю Бога об одном: лишь бы злые люди нас не разлучили.

— Я умру без тебя, мой любимый, желанный, единственный!..

— И моя жизнь не имеет смысла без тебя, драгоценной, сладкой!..

Но пришла весна, и в последних числах мая, на рассвете, стук копыт на улице и истошный крик Немчина разбудили влюблённых:

— Милонег, вставай! Киевляне напали с севера!

Савва, как был в исподнем, так и выбежал из одрины:

— Где? Чего? Толком говори... — А потом возвратился бледный. — Овруч обложили... Князь Олег уже на коне... Я за ним...

Настенька сидела в одной рубашке, перепуганная, дрожащая. Осеняла себя крестным знамением. И смотрела, как Милонег облачается в верхнюю одежду, а поверх неё надевает ремень и кольчугу, вешает меч на пояс. Наконец, гречанка, осознав всю трагичность момента, крикнула пронзительно:

— Савва! Не пущу!..

Он, уже полностью одетый, с островерхим шлемом в одной руке и перчатках в другой, рухнул перед ней на колени, начал говорить:

— Что ты, что ты... Успокойся, пожалуйста, дорогая... Может, обойдётся.

— Нет, не верю, — плакала она. — Если ты уйдёшь, больше не увидимся... Чует сердце... Саввушка, любимый... Не бросай меня в трудную минуту!

— Как же я могу не ходить? — Милонег поцеловал у неё запястье. — Ну, сама подумай... Все бегут на помощь, отгонять врага, разве мне пристало труса праздновать, на печи сидеть?

— Без тебя или же с тобой — то, что предначертано, то и будет. Но, по крайней мере, не расстанемся теперь, даже в смертный час!

— Нет, любимая, не проси. Я поклялся на верность князю. И погибну в бою, а не как изменник, схваченный дома.

— Значит, князь важнее для тебя, чем моя любовь, чем ребёнок у меня под сердцем? Помнишь, как просила тебя в степи перед Киевом, много лет назад? То же говорил, а потом раскаялся!

— Настенька, бесценная, не трави мне душу. Я иду сражаться, защищая вас. Если я останусь, мы погибнем все. Если я пойду — есть ещё надежда... — Он осыпал её лицо поцелуями. — Ты — моя богиня... Свет в окошке... Что бы ни случилось — береги дитя!..

— Савва, Савва! — горькие рыдания сотрясали ей тело.

— Всё, прощай... — Милонег поднялся, подобрал брошенные перчатки и, не помня себя, выбежал из клети; знал, что если замешкается, взглянет на жену, сил не хватит разлучиться с нею.

Настенька услышала звук его шагов по крыльцу, ржание лошади, звяканье колец на уздечке и копытный топот... Ускакал... Боже, счастье их кончено!.. Вдруг она ощутила страшные, знакомые схватки в нижней части живота... Силы её оставили, и она повалилась замертво...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза