Бич Божий

— Поступай, как считаешь нужным, — обратился к варягу Ярополк. — Хочешь воевать Псков и Новгород — что ж, воюй себе на здоровье. Об одном прошу: младшего брата не губи. Тятя его любил... Пусть уедут с Добрыней на все четыре стороны.

— Чтоб однажды оба навалились на Киев? — усмехнулся отец покойного Люта. — Коли ты не помнишь Добрыню по младости лет, я его изучил достаточно: вместе сражались на Балканах. Спит и видит отомстить за древлянского князя Мала. Ненавидит нас — как Клерконичей, так и Рюриковичей — в равной мере. И Владимир для него — только ширма, облачение планов мести в право законного наследства... Княже, только смерть. Лишь убитые Добрыня и Владимир не опасны для нас. Говорю при всех. И бороться буду с ними до последней капли крови!

—Ах, Свенельде, Свенельде, — поморщился Ярополк. — Я твоими руками стану дважды братоубийцей!

— Что поделаешь! — улыбнулся тот. — Просто не повезло тебе с братьями!

* * *

...Речи в гриднице были слышны Немчину: в потолке оказались щели, и до причты, что сидел с Милонегом на чердаке, долетал каждый громкий звук. Милонег постанывай в темноте. Но кровотечение вроде стихло: бывший помощник Жеривола проверял повязку, говорил магические слова, и пятно на боку у Саввы больше не увеличивалось.

Неожиданно Немчин различил шаги: кто-то поднимался по ступенькам лестницы на чердак.

— Чтоб тебя язвило! — прошептал напуганный причта. — Вот нелёгкая кого-то несёт. Мы погибли... — Он достал из-за голенища нож и застыл в напряжении, изготовившись поразить противника.

Скрипнула последняя половица, крышка люка, ведшего на чердак, начала приподниматься, и в проёме показалась голова мужчины. Он сопел и старался действовать неслышно; это обстоятельство удивило друга Милонега: если бы нагрянули гриди князя, заподозрив неладное, то не стали бы слишком церемониться. Странно, очень странно... Между тем мужчина вылез целиком и с предосторожностью опустил за собой крышку. Облегчённо передохнул.

— М-м... — отчётливо застонал Савва в забытьи.

Незнакомец вздрогнул и попятился в темноту. Беспокойно спросил вполголоса:

— Кто здесь?

У Немчина вырвалось:

— Сам-то кто?

— Не твоя печаль.

Голос показался причте знакомым.

— Ты, Путяте?

— Ну.

— Разрази меня гром! Я — Немчин, а со мной Милонег — раненый, без чувств.

— Чур меня, чур! — произнёс воевода. — В трепет меня вогнали, лешие!..

Он приблизился, поглядел на Савву:

— Что, плохой?

— Да, пока без памяти. Ты-то здесь какими судьбами?

— Тайно выбираюсь из города. Без верёвок не обойтись. Тут, в сундуке, — лично прятал, после починки кровли. Пригодились, вишь.

Из щелей в полу доносился шум пира.

— Празднуют, изверги, — пояснил Немчин. — Я подслушал, что Свенельд собирается походом на Новгород. Хочет погубить Владимира и Добрыню, посадить наместником внука.

— Колом ему в землю! Лопни мои глаза, если допущу. Убегу из Овруча и предупрежу Святославлевича.

— Мы с тобой.

— Хм, легко сказать... Как спускать со стены Милонега, коли он такой?

— Но Путяте! Ты, надеюсь, не бросишь нас в этом положении?

— Ох, не знаю, не знаю, Немчине... Лучше мне одному прорваться, чем погибнуть втроём.

— Нет, не говори! Надо попытаться вместе.

Воевода полез в тёмный угол, начал доставать из сундука толстые верёвки. И пробормотал, рассуждая:

— Разве что его обвязать? Я спущусь вперёд и попробую подхватить его снизу?..

— Да, конечно! — согласился причта. — Самый лучший выход!..

— Настя... — застонал Милонег и открыл глаза. — Где моя любимая?..

— Тише, тише, — замахал руками Немчин. — Тут нельзя говорить в полный голос... Как ты чувствуешь себя? Рана велика... Я боялся...

— Почему её нет со мной?.. — бредил молодой человек. — Приведите ко мне, пожалуйста, Настю...

— Успокойся, потерпи... Надо для начала выбраться из Овруча...

Подвалил Путята с мотком верёвок. И спросил:

— Как ты, Милонеже?

— А, Путяте, здравствуй... — В голове у Саввы явно просветлело. — Хорошо, что ты здесь... Мы скрываемся, да? С Настей что, ты не знаешь?

Тысяцкий Олега не хотел говорить, но потом решился:

— Ярополк повёз её в Киев... Мне сказала Ирпа — я успел заглянуть домой...

— Боже, наш ребёнок!.. — вырвалось у несчастного.

— Милонеже, крепись... Настя от переживаний не смогла его доносить... Больше нет ребёнка... Ничего больше нет: ни Олега, ни Овруча!..

Савва стиснул зубами согнутый указательный палец, чтобы стон и рыдания не смогли его выдать. Из-под сжатых век заструились слёзы. Только и сумел прошептать:

— Господи... за что?!

Оба друга принялись его успокаивать. Он привстал на локте и, блестя в темноте глазами, твёрдо произнёс:

— Поскачу вдогонку... Отобью, увезу!..

— Погляди на себя, чудак! — урезонит его Путята. — Весь в крови, двигаться не можешь один...

— Не один, а с вами.

— Настю не вернуть. Нужно убираться самим. Есть дела поважнее: надо предупредить Добрыню о походе Свенельда на Новый город.

Милонег поразился этой новости:

— Одного брата мало? Захотелось ещё второго?

А Немчин сказал:

— Я своими ушами слышал... Ну, приподнимись. Мы тебя обвяжем...