Понемногу остыв с дороги, выпив квасу, съев окрошки и пирога с капустой, Святославлевич смог поведать спокойно. Нынче утром появились в городе трое беженцев из спалённого Овруча — Милонег Жериволич, раненный в бою, бывший причта Немчин и Путята Ушатич, воевода Олега. Ярополк и Свенельд разгромили город, князь погиб, вместе с лошадью упав в ров с водой, и Древлянская земля перешла к Клерконичам. А на очереди — северные земли, Псков и Новгород. У Свенельда в войске — двадцать с лишним тысяч. А дружина Добрыни и возможное ополчение новгородцев — приблизительно втрое меньше. Беглецы рассказали, что буквально чудом вырвались из Овруча и решили как можно скорее сообщить о коварных замыслах Ярополка младшему сыну Святослава. Но болезнь Милонега помешала быстро двигаться: им пришлось в Полоцке застрять в доме у тамошнего князя Роговолда; он, потомок дружинника, верой и правдой служивший Рюрику Ютландскому и далёкий родственник самого Свенельда, собирается встретить киевлян хлебом-солью. А узнав, что Немчин с компанией убежал из Овруча и спешит к Владимиру, попытался их задержать под предлогом лечения раненого витязя. Даже дал собственный бальзам из целебных трав. Но пока Жериволов сын приходил в себя, доблестный Путята тайно раздобыл трёх коней, и друзья бежали и ? Полоцка, разминувшись с войсками Свенельда чуть ли не на два с половиной часа, не больше.
— И поэтому мы с Добрыней приняли решение, подытожил князь, — забираем вас и бежим по Волхову в Старую Ладогу. А затем — вместе с конунгом Олафом — в Швецию и Норвегию Переждём опасность, сделаем Трюгвассона королём, а затем с варяжскими полками возвратимся в Новгород, отвоюем его назад. А иначе — смерть от людей Свенельда.
Все подавленно молчали.
— Мой Малфрид не мочь, — вдруг заговорила Торгерда. — Девочка родить не сегодня завтра. Как её возить?
— Что поделаешь, — мрачно посмотрел на неё Владимир. — Но оставить здесь, на возможное бесчестье и даже гибель, хуже во сто крат.
— О, не есть пугать, — засмеялась жена Трюгвассона. — Дедушка Клеркон есть родня и Свенельд, и я. Он не причинять для Малфрид плохое.
— Ошибаешься, матушка. Родственные узы ничего для него не значат. Чай, Олег для Свенельда тоже не был чужаком!
Побеждённая этой логикой, тем не менее варяжка тихо причитала:
— Но везти Малфрид в такой положений? Эр Дэ мёд? Очень есть опасность!..
Вставил слово и Волчий Хвост:
— Княже, ты не гневайся, но Неждана и я тоже не поедем.
— Ты с ума сошёл? — навалился на стол Владимир. — Внучку князя Мала уничтожат в первую голову!
— Да откуда они узнают? Мы переоденемся в обычное платье, станем жить не в Новгороде, а в одном из селений, что присужено мне отцом.
— Тут-то Угоняй и разделается с тобой.
— Нет, не думаю. Для отца — что Добрыня, что Свенельд — в равной степени не свои, киевляне. Он не выдаст.
— Ох, не знаю, Мизяк, не знаю... — покачал головой сын Малуши.
— Да и нам с Улебом ехать нечего, — высказала мысль Верхослава. — Нас не тронут наверняка, а бросать дом и скарб просто сил не хватит... На чужбине — какая жизнь? Слова иноземного я не знаю. Ни на торжище не пойти, ни прислуге не отдать распоряжений как следует. Скука смертная.
— Странно говорить, возразил ей князь. — Ты жена Добрыни. И за ним обязана следовать, разделить и печали, и тяготы, коли надо. Или дядя тебе не люб, хочешь с ним расстаться?
Дочка Остромира вспыхнула, как девочка:
— Не тебе судить о моей любви! Я с Добрыней сама разберусь в наших отношениях.
— Ну гляди, тётушка, гляди... Все глядите. Не желаете с нами ехать — пожалуйста. Могбы приказать, но хочу с вами по-хорошему. Сами думайте. Завтра на рассвете возвращаюсь в Новгород. Кто со мной — милости прошу. Кто останется — на себя пеняйте. Как сказал — так тому и быть!
Ночь прошла в торопливых сборах. В Ракоме не задерживался никто, но вот ехать ли в дальние края, многие не знали. И, как водится, откладывали решение, сомневались, маялись.
Князь не спал. Сидя в одиночестве, пил пиво из огромной кружки, думал о грядущих событиях, спрашивал себя: сколько осталось жить? А потом успокаивал себя: если верить давнему гаданию Соловья, то ещё достаточно. Ну а как Богомил ошибся и Свенельд сможет его убить? Всё внутри восставало против этого, и хотелось жить, править, побеждать...
Дверь негромко скрипнула. Святославлевич посмотрел на вошедшую: это была Малфрида — в белой ночной рубашке, чепчике, с выпирающим пузом, бледная, худая.
— Воля, — прошептала она. — Я хочу сказать, что согласна ехать... Давеча ты корил Верхославу, что негоже отрекаться от мужа... И твои слова мне запали в душу. Я твоя навек. Мы с тобой — точно нить с иголкой — вместе!
Тронутый её искренним порывом, он вскочил и пошёл к жене. Обнял за костистые плечи, жарко поцеловал и прижался щекой к щеке.
— Добрая Малуша! Ты моя любимая. Увезу тебя от врагов поганых. Если не смогу отомстить за всё, сын, которого ты родишь, отомстит за нас!
— Да, — сказала ему норвежка, — мне почему-то кажется, что у нас будет только сын!..