Читаем Бич Божий полностью

Как-то в Вышгород приехали заморские гости — продавать дорогие ткани, вина, специи. Был среди них блондин — невысокого роста, статный, с белозубой улыбкой. Ольга завела с ним беседу. Говорил он уверенно, отвечал умно и понравился ей своим обхождением. Посулил привезти греческие книги. Ольга приняла его у себя в палатах, потчевала мёдом, а затем, как-то безотчётно, отдалась ему, приведя в одрину. С ним она впервые поняла, что такое чувственная любовь. Молодой человек признался: вовсе он не гость, а древлянский князь Мал Нискинич, обрядившийся в платье купца, чтобы с ней увидеться. Он в неё влюбился три года назад, увидав в Киеве на Купальские праздники. А теперь, когда умерла у него жена Потвора и остался он вдовцом с сыном и дочерью на руках, вспомнил давнюю симпатию... Мал покинул Вышгород, обещав вернуться.

Но произошла история с Игорем: он потребовал слишком много дани, и древляне его убили, привязав к двум берёзам, наклонённым к земле; распрямившись, деревья разорвали пополам Ольгиного мужа. После этого Мал к ней заслал сватов. Ольга приняла их душевно и подумывала ответить согласием, но Свенельд, по собственному почину, запер представителей Мала в бане и спалил. Вспыхнула война. Битву с древлянами начал, как положено, юный Святослав, бросив копьё нетвёрдой детской рукой. Воевода Свенельд сказал: «Начал князь — мы продолжим» — и Искоростень был тогда сожжён. Мала с детьми схватили и хотели убить, но вмешалась Ольга. «Унижение хуже смерти, — объяснила она. — Пусть живёт в граде Любече, станет холопом при конюшне». Это был единственный способ сохранить любимому жизнь.

Вскоре Свенельд стал её любовником. Вместе они ездили в полюдье, объезжали владения, устанавливали места сбора дани и её размеры — то есть «погосты» и «уставы». С ними был Святослав. Простудившись на одной из стоянок, юный князь подхватил лихорадку и едва не умер. Ольга поклялась: «Если он поправится, то порву со Свенельдом и приму христианскую веру». Через день Святослав пошёл на поправку. Ольга сдержала слово.

А сына доверив Асмуду и Свенельду, совершила поездку в Константинополь. Дважды побывала на приёме у императора — Константина Багрянородного, обещала ввести христианство на Руси и признать главенство византийского патриарха. Но не получилось: партия Жеривола-Свенельда, подчинившая себе Святослава, оказалась сильнее. Ольга ограничилась строительством деревянной Софии и поддержкой небольшого её прихода в Киеве.

Мал погиб от руки Свенельда, а Добрыню с Малушей Ольга взяла под своё покровительство. Много раз говорила с сыном, убеждая его креститься. Святослав не хотел. Более того: он женился на дочери Жеривола, печенежке наполовину, без согласия матери. Ольга демонстративно уехала в Вышгород, и самостоя тельный князь (а ему уже исполнилось двадцать два) начал править один...

Да, воспоминания... Многие грехи тяготили ей душу. И пожар Искоростени — более других. Сможет ли Господь этот грех простить? И оставить её в раю? Или же низвергнет в Тартар, обрекая на вечные муки ада? Дума о Божественной каре изводила княгиню, не давая успокоения.

Прибежавшая холопка прервала её мысли.

— Матушка Ольга Бардовна! — закричала та. — Едут, едут! Цельный караван!

— Кто такие, откуда? Говори, как следует.

— Значится, из Киева. Спереди ладья — парус ейный — красный, на ем трезубец. Не иначе — князь.

— Господи, Пресвятая Богородица, — прошептала женщина и перекрестилась. — Что-то мой сынок снова выдумал. Может, новый поход? Но сейчас походу не время — осень. Глядя в зиму, не идут на врагов...

Но сомнения вмиг рассеялись: это был Добрыня с маленьким Владимиром, направлявшийся в Новгород. Там же ехала Несмеяна — тощая жена воеводы с челядью, а в других ладьях — Асмуд, Богомил со своим посольством, небольшая дружина, лошади, еда.

— В Псков-то не заглянете? — спрашивала княгиня, принимая родственников в парадной палате. — Я, как видно, не выберусь уже. За меня поклонитесь праху маменьки и тятеньки.

— Побывать не мешало бы, — согласился Асмуд. — Я один из братьев остался. Да и то: младше Клеркона на восемь лет, ну а Барда — на пять.

— Доведётся гостить в Старой Ладоге, — продолжала напутствовать Ольга Бардовна, — то привет передайте Олафу Трюгвассону; что живёт там с женой и дочерью. Он далёкий наш родственник и норвежский конунг.

— Что такое «конунг»? — задал вопрос Владимир; он сидел и болтал ногами, явно тяготясь разговором взрослых.

— Князь по-скандинавски — каган. Олаф — наш двоюродный дядя по его жене, Торгерде. После того, как в Норвегии власть захватил Харальд Серый Плащ — старший сын Эйрика Кровавой Секиры, — Олаф с семьёй скрылся на Руси. Мы его приветили, хоть родство наше и не кровное.

— Да, знакомство это будет не лишним, — поддержал Добрыня. — Посетим непременно Старую Ладогу.

— Сколько вы пробудете в нашем городе?

— День-другой, думаю, не больше. Надо двигаться, коль погоды стоят хорошие.

— Станете сниматься — скажите. Выйду проводить. Годы мои такие — может быть, и вижусь с вами в последний раз.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза