Читаем Бич Божий полностью

Похоронена Малуша была по христианскому обычаю, так как отец Григорий окрестил её перед смертью, а потом отпел. Рядом высилась церковь Святой Софии. Здесь неподалёку лежал князь Оскол, в летописи названный Аскольдом, тоже крещёный. И аскольдова могила до сих пор в Киеве известна.

— Мама иногда приходит ко мне во сне, — поделился княжич. — Говорит: «Воля, не шали, слушайся Асмуда и дядю Добрыню». Я и не шалю, правда, дядя?

Воевода присел, обнял племянника за плечи:

— Да, наставник тобой доволен. — Он утёр на его щеках бусинки-слезинки. — Скоро я начну тебя обучать разным премудростям военным. Настоящий князь должен не только хорошо читать и считать, говорить по-гречески, геометрию знать и астрономию, но и крепко сидеть в седле, метко стрелять из лука, саблей уметь орудовать, кистенём и палицей.

— «Настоящий князь»! — вздохнул мальчик. — Настоящий князь — Ярополк и ещё Олег. А меня дразнят сыном ключницы.

Взяв племянника за руку, брат Малуши усадил его на скамеечку, стоявшую у ограды, под плакучей ивой, и в тени ветвей, скрывшись от осеннего солнца, произнёс наставительно:

— Потерпи немного. Все узнают, что только ты — настоящий князь. Внук не только И горя, но и князя Мала.

— Расскажи мне о дедушке, — попросил Владимир. — Сколько раз просил Асмуда, а он всё не хочет. В роде Рюрика знаю каждого, про Нискиничей — ничего. Почему от меня скрывают?

Дядя потрепал его по макушке:

— Хорошо, расскажу. На Руси, ты знаешь, несколько племён. Вятичи, радимичи, уличи... На Днепре на равнине живут поляне, а на запад от Киева — древляне. Это мы, наше племя. Называемся так, потому что у нас много лесов. И живём охотой. Собираем мёд. Делаем пеньку... Никого не трогаем. Поклоняемся дубам и берёзам... Ну так вот. Каждое племя имеет князя. У полян были братья — Оскол и Дир. А у нас — князь Ниской. Небольшого роста, но сильный. И когда известный тебе вещий Олег со своей дружиной Киев захватил, Дира и Оскола убил, так сказал Нискому: «Покоришься — я не трону древлян». И Ниской согласился. Дань платили приличную, но без разорения.

Всех такой порядок устраивал. А когда Ниской умер, начал править сын его единственный — Мал Нискинич.

— Дальше знаю, — перебил Владимир. — Игорь потребовал больше дани, и его убили. А Свенельд отомстил древлянам и спалил их столицу Искоростень.

— Так, да не больно так, — ответил Добрыня. — Мал хотел жениться на Ольге Бардовне, засылал сватов. А Свенельд заманил их в баню и спалил. Только после этого началась война. Мал устроил грандиозную требу — далеко в лесу начертил на земле Лихо Одноглазое, в сердце ей поставил жертвенник с едой и телами животных, чучело Морены-Яги; головы свиней и медведей ставили на кольях — тычинушках, а затем подожгли. Но, как видно, боги не приняли нашей жертвы... Помню, как нас уводили в рабство: я несу на руках Малушу, мы идём по скалистому берегу Ужа, а за нами горит Искоростень... Да, мы были в рабстве. Но остались князьями по крови. И поэтому ты — не сын ключницы, а достойный внук князя Мала и князя Игоря. И тебе править на Руси!

Мальчик посмотрел на него заворожённо, широко распахнутыми голубыми глазами:

— Да неужто, дядя?

— Верь, племянник, и это сбудется. Только раньше времени не трепи языком. Враг узнает и помешает. Надо помнить. Нам предстоит ещё много крови. Киевский стол даром не возьмёшь.

— Ты поможешь мне, дядя?

Я живу этой мыслью.

И они обнялись — крепко, по-мужски, как и подобает соратникам.

Вдруг приблизились топот и крики: «Воеводу Добрыню — к князю! Воеводу Добрыню — к князю!»

— Ну, пора, — брат Малуши взял Владимира за руку. — Святослав мне велел присутствовать на приёме посольства из Нового города.

— А когда мы начнём занятия по военным премудростям?

— Завтра и начнём.


* * *


Но назавтра жизнь дяди и племянника потекла по-иному. А произошла эта перемена после разговора, состоявшегося у князя. Дело было так.

В гриднице — зале парадной княжьего дворца — Святослав сидел в красном высоком кресле. Настроение у него было доброе. Он мотал правый ус на палец, говорил мягким голосом и смеялся на удачные шутки. В креслах чуть пониже сидели: старшие княжичи — Ярополк и Олег, в белых простых одеждах, подражая отцу; Жеривол — в белой мантии; сын Свенельда Лют — в бархатной тужурке; и вбежавший перед самым началом приёма Добрыня — раскрасневшийся от быстрой ходьбы и немного взволнованный. На скамейках напротив разместилось посольство: Богомил, по прозвищу Соловей, и ещё четверо знатных новгородцев, среди них — Рог и Бочка. Поднеся дары Святославу — шкуры, серебро, золотую утварь, — представители городского веча изложили просьбу: княжича прислать для суда и власти.

— Остромир скончался, — заключил Соловей, — и пошли раздоры. Помоги замириться, княже.

Честно говоря, этот поворот не входил в планы Святослава. Он хотел, уходя будущей весной на Балканы, Ярополку передать киевский стол и в подмогу ему оставить Люта, а Древлянскую землю у Свенельда забрать, посадив в Овруче Олега. Новгород не вписывался в эту задумку. Но терять такую славную вотчину тоже было жалко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза