Годичан смотрел на них с некоторого рода удивлением. А они между тем начали перед ним петь и плясать… Песни их звучали самой неудержимой, самой соблазнительной любовью, а пляски опьяняли, как хмелем, до самой глубины души… Годичану хотелось им что-то сказать, но язык его как будто прилип к гортани, и он ничего не мог промолвить… А дрема все более и более одолевала его, и вместе с нею по всему телу его пробегали какие-то огненные струи…
Годичан начал забываться…
В это время одна за одной, с милыми ласками на устах, с чарующим огнем на ресницах, лобзая и обнимая его, к нему начали подходить молодые, обольстительные прелестницы…
Далее Годичан ничего не помнил…
Проснувшись довольно поздно, он чувствовал необыкновенную тяжесть в голове, сердце его сильно билось, веки сжимались, ноги нервно вздрагивали. Недоумевая, что такое с ним происходило вчера вечером, он вдруг увидел вошедшего к нему Хрисафия.
– Хорошо ли царский посол изволил почивать? – хитро приветствовал его Хрисафий.
Годичан объявил ему о своем недоумении и что чувствует себя не особенно хорошо.
– Неужели? – удивился, улыбаясь, Хрисафий. – А я думал наоборот. Я думал, что царский посол изволил провести самую приятную и самую восхитительную ночь.
– Почему так? – спросил Годичан.
– Мало ли почему! – отвечал уклончиво Хрисафий и улыбнулся.
Годичан понял, что для него из угождения решились на что-то не особенно благовидное. Это что-то пришло Годичану очень не по вкусу, и он с недовольством сказал Хрисафию:
– Спасибо за ночь… Только уж вы в другой раз, пожалуй, не делайте так… Мне так не нравится.
– Во всяком случае, – заговорил несколько беспокойно Хрисафий, – царский посол на меня за это не осердится, и не забудь того, о чем у нас всегда шла речь.
– Нет! – ответил резко Годичан.
Хрисафий помолчал, медленно поклонился Годичану и, объявив, что посольство императором уже назначено, вышел.
Годичан, проводив его глазами, дал в душе клятву разоблачить заговор Византийского двора перед своим властелином.
Двор византийский горько ошибся в выборе Годичана.
Годичан был одним из вернейших слуг Аттилы.
Глава II. Посольство Феодосия
В тот же день посольство императора Феодосия во главе с Максимином, секретарем Приском Ритором и переводчиком Вигилой, вместе с возвращавшимся посольством Аттилы, выступило в дорогу.
После тринадцатидневного пути посольство прибыло в Сардику.
По прибытии туда посольство императора пригласило Годичана вместе со свитой откушать с ним. Стол был у посольства порядочный: жители Сардики доставили ему довольно говядины и баранины.
Во время обеда гунны стали превозносить Аттилу:
– Велик наш царь, Аттила, и нет равного ему царя на свете! В свою очередь послы Феодосия начали превозносить своего императора:
– Наш Феодосий лучший император, и не было такого императора, как он! Только одному Августу он и равен!
А переводчик Вигила прибавил:
– Что вы, гунны, хвалите своего царя, человека, с таким императором, как наш божественный Феодосий!
За это сравнение гунны рассердились на послов императора и готовы были затеять ссору, но послы обратили разговор на другие предметы и старались ласковыми словами укротить гнев гуннов.
После обеда Максимин, чтобы совершенно примириться с посольством Аттилы, предложил Годичану и Оресту подарки: шелковые платья и индийский жемчуг.
Орест, дождавшись, пока Годичан оставил общество, обратился к Максимину и хвалил его благоразумие, что не вмешался в общий разговор, явно противный обоим правителям, и заметил ему:
– Зачем все, делая подарки Годичану, пренебрегли меня?
Послы императора, не зная, к чему относились подобные слова Ореста, спрашивали его:
– В чем и каким образом произошло такое пренебрежение?
Орест, однако, не сказав ни слова, вышел.
На другой день, продолжая путь, секретарь посольства, Приск Ритор, сошелся с Вигилою и повторил ему слова Ореста. Вигила отвечал:
– Орест отнюдь не должен сердиться за неполучение подарков наравне с Годичаном, потому что он есть только писец или секретарь Аттилы, а Годичан знаменитый вождь и вельможа и много выше его достоинством.
Затем Вигила обратился к Годичану и начал говорить с ним на славянском языке и все, о чем шла речь, передавал посольству. Но он посольство обманывал и передавал ему совсем другое.
Слушая все это, Орест начал нечто подозревать. А Вигила обманывал посольство потому, что боялся открытия заговора.
Наконец посольство императора прибыло в город Ниссу, который был почти совсем разорен и оставлен жителями. Только в развалинах церквей находилось по нескольку больных.
Перейдя реку Нишаву, посольство двинулось через нисские поля, которые еще были усеяны костями убитых в бывшем там недавно сражении.
На другой день посольство прибыло в главное становище Агинтея, главноначальствовавшего войсками Феодосия в Иллирике, находившееся неподалеку от Ниссы.
Феодосий дал Агинтею повеление отпустить послам пять гуннских беглецов, для пополнения числа семнадцати, которых обещался возвратить Аттиле.
Агинтей, отпуская бедных беглецов, насколько возможно, утешал их.