Бич Божий. Книга 1. Полумесяц и крест

— Б…ь! — со злостью выдохнул Ринат. — Гордиев узел, натуральный! Попробуй распутать. Только рубить остается… Черт, еще этот праздник в добавок. Чувствую, столько народу придет на меня посмотреть и, главное, послушать. Представляю, что они хотят услышать…

Предстоял большой байрам[3] в честь его выздоровления. Должны были приехать его мюриды со всей Чечни и Дагестана, чтобы вознести молитвы благодарности и услышать о планах дальнейшей войны.

— Что я им скажу? Так мол и так, братцы, наше дело правое, поэтому давайте мириться с русским царем. Побросаем наше ружья, сбросим в пропасть пушки и, главное, отпустим всех пленников, которых захватили, — едким, саркастическим тоном шептал он самому себе словно в укор на свое бездействие. — Ха! Скажи я так или похоже, мне тут же объявят продавшимся или сумасшедшим после болезни. Мешок на голову и в обрыв. Жену с ребенком может и пощадят, когда власть будут делить… Что остается делать? Воевать до победного конца? Ставить под ружье всех, даже лопоухих пацанов? Договариваться с турками и англичанами? Покусаем мы немного медведя за огузок, разозлим его, а дальше? Дальше Кавказ прихлопнут, всех сопротивляющихся вырежут, местных жителей разбавят переселенцами. Часть сама сбежит. И от Кавказа останутся ножки и рожки… Б…ь, как это объяснить самым твердолобым? Опять сослаться на волю Аллаха? К сожалению, вряд ли это пройдет…

Становилось абсолютно ясно, что видение своего желанного будущего у него было, а вот плана по его достижению не было.

Сам праздник, начавшийся во второй половине дня, развернулся с поистине кавказской широтой и горячностью. Непрерывно прибывавшие со всех концов Чечни и Дагестана гости быстро заполнили собой один из больших дворов, где стояли в несколько рядом многометровые столы с угощениями. Непрерывно восхвалявшие Всевышнего за его милость и доброту, они занимали места, стараясь сесть ближе к имаму. Некоторые горячие головы тут же заспорили, кто более достоин из них на ближайшее к Ринату место. Ему стоило больших трудов уговорить их не обнажать оружие.

Поприветствовать имама приехала большая часть горской знати — родовые ханы, тейповые беки, уздени целых селений, выделявшиеся среди рядовых мюридов богатством оружия. Сверкали драгоценными камнями навершия рукоятей прямых шашек, изогнутых сабель и широких кинжалов. Выделялись чеканные золотом и серебром накладки на ножнах холодного оружия. Настоящими произведениями искусства смотрелись длинные кремниевые пистолеты, с большим искусством изукрашенные сканью, разноцветной слюдой. Их пояса и патронташи от обилия золотых и серебряных блях, разнообразных цепочек, казались массивными. Все они старались занять наиболее почетные места, всем своим видом при этом показывая свое особое положение.

Немного в отдалении плотной толпой держались прибывающие мюриды из бедноты. Это были обычные горцы из далеких аулов и горных селений, фанатично верующие в избранность своего имама и его пророческую миссию. Они видели в имаме Шамиля того, кому суфийскими шейхами[4] Кавказа были открыты сокровенные тайны Ислама. В их картине мира, только он, как истинный суфий и учитель, мог открыть им, своим мюридам, некое мистическое откровение о Всевышнем. Это искренняя убежденность вкупе с верой в Аллаха рождала у них иступленное преклонение перед имамом.

Празднование началось со всеобщей молитвы, за которой последовали многочисленные цветастые речи гостей. Особенно усердствовали ханы, трое сидевших рядом немолодых мужчин в богатых одеяниях, начинавших то нахваливать храбрость и военную удачу имама, то призывать к новым набегам на подконтрольные русским селения. Хорошо подвыпившие ханы в какой-то момент застолья уже не сдерживали себя, едва не крича во весь голос о захвате молодых женщин и здоровых мужчин-пленниках.

—…Мой кошель совсем оскудел. Пока ты лежал, мы не сделали ни одного удачного набега на равнины, — верещал мордатый хан, обвиняюще кивая в сторону Рината недогрызенной куриной костью. — Пора уже нам наведаться в гости урусам. Мои люди говорят, что в некоторые крепости никак не привезут новые запасы пороха. Людишки там служат слабые, больные. Оружие у них старое. Такую крепостицу можно быстро взять. Мои люди за одну ночь всех караульных вырежут и откроют ворота. Там уж мы развернемся…

Рядом с ним стоял пузатый кувшин с вином, из которого тот время от времени жадно прихлебывал. Судя по всему столь показное нарушение заповедей шариата было для него не исключением, а правилом. Его спутники, правда, тоже себя особо не ограничивали. Окружающие на это старались не обращать внимания, ведь за каждым из ханов стоял большой и сильный тейп с многочисленными воинами.