Несмотря на высокие налоги и обязательные поставки, взимаемые с личного крестьянского хозяйства, крестьянам было выгодно работать в личном, а не в общественном хозяйстве. Крестьяне стремились как можно шире раздвинуть границы своих личных участков за счет общественных земель и даже арендовать их. Однако в 1939 году выпустили специальное постановление, в котором указывалось, что в колхозах должен быть проведен специальный обмер приусадебных земель и все «излишки» должны быть изъяты из личного пользования и прирезаны к общественным колхозным землям. В постановлении также указывалось, что колхозники, допускающие сдачу приусадебных участков в аренду, подлежат исключению из колхоза с лишением их приусадебных участков[52]
.Количество трудодней, приходившихся на одного трудоспособного, постоянно возрастало. Если в 1932 году на одного трудоспособного колхозника приходилось 148 трудодней, в 1935 году — 181, в 1937 — 194, то в 1940 году — 254[53]
. Таким образом, за 1932-1940 годы число отработанных трудодней возросло на 72%. Эти цифры интересно сравнить (хотя они и не совсем сопоставимы) с количеством человеко-дней работы в год в индивидуальном крестьянском хозяйстве в 1925 году — 92 дня.Кроме обязательного по закону количества дней в году, которое колхозник должен был отработать в общественном хозяйстве, все сельское население страны было обязано участвовать в строительстве и ремонте шоссейных и грунтовых дорог. Законодательно было установлено, что житель сельской местности (колхозник или единоличник) обязан бесплатно отработать на ремонте и строительстве дорог 6 дней в году и предоставить на тот же срок в распоряжение дорожных органов принадлежащие ему живую тягловую силу, гужевой транспорт, инструменты и инвентарь[54]
.Колхозники и прочее сельское население привлекались не только к строительству и ремонту дорог, но использовались и на лесозаготовках, различных видах строительства и т. п.
Дорого, очень дорого обошлись русской деревне социальные эксперименты 20—30-х годов. От голода, болезней, репрессий погибло 28 миллионов человек, большинство из которых принадлежало к самым активным, работоспособным и предприимчивым слоям деревни; катастрофически снизился уровень сельскохозяйственного производства и крестьянского потребления, составив в 1928—1939 годах не более 60—70% 1913 года.
Господство произвола и насилия, пронизавшее крестьянскую жизнь в 30-е годы, подломило привычные устои. Многие крестьяне потеряли веру в возможность справедливости, нравственные понятия сильно пошатнулись. Потребление алкоголя в их среде возросло в несколько раз.
Плохо организованный и часто бесплодный труд в общественном хозяйстве, выполнение работ, в целесообразности которых крестьяне сомневались, тягости условий быта создавали питательную почву для разрушения традиционных представлений крестьян о своем труде. Безразличие, безынициативность, бесхозяйственное отношение к: общественному имуществу постепенно переносятся на отношение к труду вообще. Зачем хорошо работать, когда на каждом шагу нарушается справедливость, когда работаешь почти бесплатно? Попробуй сказать что-нибудь против, запишут в кулаки или подкулачники.
А что же было с теми, кто по разным причинам покидал деревню, уезжал в города, отрывался от земли и корней? О трагедии этих людей, трагедии традиционной крестьянской культуры с болью в сердце пишет в повести «Чертово колесо» писатель Георгий Семенов: «Система принудительного коллективного хозяйствования отторгла от себя наиболее самостоятельных мужиков, способных богатеть в одиночку, и они, уходя не по своей воле в ненавистные города, бросая ухоженные поля, родимую землю, зеленые луга, на которых призваны были класть свои силы и души, употребили эту энергию предков на не свойственную их натурам деятельность. Деятельность эта, понятая мужиками по-своему, обогатила их самих, но не принесла выгоды народу, — которую они сумели бы с лихвой принести в своей исконной земледельческой жизни. Так случилась переброска народных масс из привычных условий в непривычные; так страна была лишена опытных земледельцев и приобрела неопытных, но очень энергичных руководителей. Их энергия погубила почти все, что еще оставалось в народе лучшего. Сделавшись слепой, она наломала дров, не принеся никакой пользы историческому развитию народа, нарушила заповедь — всякому от себя.
...Духовно богатые в своей среде мужики, доведенные до отчаяния, потекли в города и, утратив корни, связывающие их с родной почвой, порвав пуповину, бросили семена на камень. Не понимая, не чувствуя уклада городской жизни, они бездушно употребили обезличенную энергию на обогащение за счет казны, зарыв свои таланты в покинутой земле предков, с которой их стронула мрачная и непонятная им сила. Совершилась историческая месть, когда не человек со своим разумом, а нечто неизмеримо более властное и сильное перетряхнуло измученный народ и вышибло из него душу».