Бич миллионеров (СИ)

Вообще, весь последний месяц их с Троем отношения перешли в разряд некоей холодной войны – оба недовольно фыркали и кривились при виде друг друга, общались редко и исключительно при помощи обзывательств, а когда и заходил о чём-то разговор, то тот всё время скатывался в ссору, и если Элиот мог до скончания века сыпать колкостями в адрес Троя, то альфа такой возможности не давал, потому что вспыхивал гневом, а потом непременно затыкал омегу вышеупомянутым способом.

Элиот списывал такое поведение на то, что перестал приходить к Трою по ночам, и тот в итоге пытался урвать хоть немного контакта с парой, однако заставить себя вернуться в постель к нему омега так и не смог. В памяти до сих пор как живой стоял образ сидящего на нём Троя, его руки на щеках и тот пожар, который бушевал в Элиоте, когда альфа целовал его. После этого они снова поссорились, и на следующий день тоже, и Трой даже пригрозил омеге изнасилованием. Элиот, в какой-то степени, даже благодарен был ему за эту мерзость, ведь смог за те слова хорошенько его шмякнуть, а вот то, что сказал альфа потом…

Именно поэтому и не смог решиться прийти к альфе хоть раз – боялся, что тело предаст его, что Трой опять придавит, унизит, потом попросит жалобно, и Элиот сдастся. На такой расклад омега был не согласен, поэтому решил, что будет лучше не рисковать и по ночам спать в собственной постели. Вот только стало ещё хуже. Теперь Элиот боялся, что без его влияния, к альфе вернутся приступы. Приходилось цепляться к какой-нибудь мелочи, нарываться на грубость и хамить в ответ до тех пор, пока Трой не накидывался на него с жалящими поцелуями, от которых становилось до блевоты хорошо.

– У меня, может быть, свои планы на этот день, ты не думал? – разорвал наконец тишину Элиот и щелчком отбросил приглашение на стол.

– У тебя всегда есть свои планы, – язвительно заметил альфа и подхватил карточку, разглядывая надпись, – но это ежегодный зимний бал Мэра, думаю, тебе не нужно объяснять, как важно там появиться. Если я приду туда без мужа, о наличии которого судачит весь Центр, то, сам понимаешь, – развел руками Трой и не стал договаривать.

О, да, Элиот знал: единственное, что заботило жителей Центра – это их репутация. Однако, поразмыслив ещё немного над предложением, нашёл-таки положительную сторону и для себя: можно было выйти в свет и показать себя… недалёким дурачком. Такой образ отвёл бы наконец глаза от его персоны, потому что перебрасываться на Периферию с его шлейфом из назойливых репортёров и любопытных зевак стало тяжеловато.

Выполнить просьбу Генри Картера, например, он смог только несколько дней назад. Мужчина попросил его найти человека, какого-то парнишку, и Элиот, не будь дураком, чётко дал понять, что он хоть и занимается не совсем легальными делами, но уж точно не человеко-потоком*, тот, к большому удивлению омеги, попросил его не совсем об этом. А о том, чтобы парнишка этот сдал тест для ИБС, только и всего. И просил передать, что они с каким-то Робби его “очень ждут”. Просьба была по всем позициям бредовая, но Элиот привык доверять своей интуиции, которая подсказывала, что от странного беты не исходит опасности как для самого Элиота, так и для того парнишки – Сэма Рокса, а главное, выполнение такой деликатной просьбы политика давало возможность омеге в будущем попросить у него что-нибудь в ответ.

– Черт с тобой, Паркер, – махнул рукой в конце концов Элиот и согласился.

Признаться честно, Трой надеялся, что Элиот откажется.

Во-первых, потому что из-за его отказа можно было бы поскандалить, а потом сладко нацеловаться вдоволь – в последнее время только так они и контактировали. Омега днями пропадал пропадом, потом появлялся, ел как волк, выводил Троя из себя, тот бесился, говорил, как Элиот ему должен по гроб жизни, и в качестве платы терзал омежьи губы, пока те не начинали отвечать. Пару раз удавалось просто зажать мужа в одном из закутков дома и после короткой безмолвной схватки, когда омега уставал отбиваться от крепко припечатавшего его к стене Троя, приникать к нему нежно, почти несмело, спускаться цепочкой поцелуев по шее, захватывать губами мочку уха или проводить кончиком языка по самому его краешку, пока Элиот не начинал жалобно скулить: “Отпусти.” Задевал больше сам тон в голосе – обиженный и обречённый, как будто альфа не ласкал его, а пытал зверски.

Во-вторых, и это было для Троя странным, он сам не хотел идти. На зимнем вечере Мэра он успел побывать уже не раз, однако теперь альфа не находил в себе привычного ажиотажа: не привлекали внимания юные глупые омежки, которые явно соревновались друг перед другом в худобе и весу драгоценных камней в украшениях; не интересно было общаться с молодыми, но уже пузатыми бизнесменами, которые делали крупные ставки в казино, где, смешно сказать, проиграться было невозможно согласно правилам. Трой вдруг подумал, как же это глупо – играть в игру, где есть только победители. Разве это не делает одновременно всех проигравшими?..