БИЧ-Рыба (сборник)

– За лоха держишь? Первый и последний раз я проболтался в девятнадцать лет, за что и срок отмотал!

Довод, конечно, веский, но Гену на понт не возьмешь, красивых слов от блатарей успел наслушаться. Решил поговорить с женщиной. Беседа началась на улице, а продолжилась у нее в квартире, чтобы лишние сплетни не плодить. До утра выпытывал и понял, что про трубу она не знала, а если бы и знала – не проболталась, с понятием подруга.

Таким же манером Гена допросил еще двух красавиц, с которыми водились его разбойники. Естественно, что все эти долгие ночные допросы проходили в строгой секретности от бригады. Мне-то он рассказывал про свое расследование пару лет спустя и за тысячу километров от злосчастной птицефабрики. А когда искал виновного, конспирация была на высшем уровне. Красоток не подвел, парней своих не обидел. Все бы хорошо, если бы до истины докопался. Ночью – до седьмого пота, а виновник не находится, хоть по второму кругу допросы проводи. Поневоле засомневаешься в правильности выбранного пути. Начал думать, что зря грешил на женщин и недооценивал доблестную милицию. Трюк с трубой не ахти какое свежее изобретение, вполне могли вычислить. Впору было закрывать расследование, пусть и трудоемкое, и рискованное, но все-таки захватывающее дух.

Однако подвернулся случай.

Выпивал с главным механиком фабрики. Разговор нечаянно вырулил к несушкам, и механик проговорился.

Рано Саблин засомневался. Не подвело все-таки чутье – женщина. Музыкантша из дворца культуры.

Приехал на фабрику инструктор обкома профсоюзов и завез ей подарок от родителей. Благодарная хозяюшка возьми да и угости его курочкой. А в магазинах-то шаром покати. Ясно, что с фабрики. Он поинтересовался ради смеха, не предки ли безголосых учеников задабривают строгого педагога. Ей бы согласиться, но надо же разговор поддержать, вот и поведала, какими хитростями монтажники выносят кур через проходную. А потом из-под полы продают мирному населению. О том, что на фабрике воруют кур и руки при этом давно ни у кого не трясутся, инструктор догадывался, не с луны же свалился. Но чтобы на продажу! По тем временам такое считалось очень даже неприличным. И он с чистой совестью просигнализировал. И нашел сочувствие. Да тут и любой возмутится. Разве можно обижать бедную музыкантшу? Гена и сам бы спекулянта проучил, он умел доходчиво разъяснять, что такое хорошо и что такое плохо. Но опять же, неувязочка получалась – с какой стати торгующий ворованным будет откровенничать с незнакомой.

В тот же вечер Гена заглянул во дворец культуры. У музыкантши там собственный кабинет имелся, небольшой, но уютненький, с диваном и холодильником. А вот сама дамочка показалась ему не совсем уютной. Не то чтобы страшная, но какая-то не располагающая: и лицо, и прическа, и даже костюм – все чересчур строгое. Правда, наметанный глаз под строгим костюмом угадал очень даже стройную фигуру. Но мысли Гены были заняты другим – кто из его парней сумел проникнуть на эту конспиративную явку, что за тихушник. Надо было как-то узнавать. Коньячок для беседы с интеллигентной дамой у него имелся. Но на закуску ему предложили яблоки, а не курочку. И никого из монтажников она не знала, по ее словам, не слышала даже, что такие звери обитают в местных краях. Разговор вроде и получался, а приступить к допросу не удалось. Единственное, успел выяснить, что родители ее живут в Калуге. Значит, никакой посылки от них инструктор привезти не мог, и визит к дамочке в строгом костюме имел другую цель. Какую? Пусть даже самую щекотливую. Гену это не трогало. Не до чужих шашней. Обрадовался было, что взял след, а след опять ускользал. Представить кого-то из своих оболтусов рядом с ней, как ни старался, не представлялось.

Не связывалось.

Не склеивалось.

Не сваривалось.