БИЧ-Рыба (сборник)

Пошел на всякий случай поговорить с парнями. И опять мимо. Слыхом о такой не слыхивали. Зачем нужна музыкантша, если магнитофон имеется: меньше капризничает и в любой момент можно выключить. Иного Саблин и не ожидал, но для полной отработки версии надо было поинтересоваться. Удостоверился, поставил на версии крест и поплелся к себе, а потом спохватился. Был в бригаде студент-заочник, так вот, на его койке лежала желтая книга, и вроде такие же он видел у музыкантши. Вернулся к парням, посмотрел книгу – Альфонс Доде, пятый том. Спросил у студента, где брал. А тот, не моргнув, ответил, что купил в магазине. Вроде и убедительно, а сомнение закралось. Требовался повторный визит к даме в строгом костюме. Но из дворца культуры подозреваемая вышла вместе с ним, а домашнего дворца у нее не было, на квартире жила. Вынужденный простой азартному человеку страшнее пытки. Бредет в гостиницу, наказание для студента придумывает, если версия, конечно, подтвердится. Разряд понизить или премии лишить… для этого большого ума не требуется, ему хотелось закончить свое долгое расследование чем-нибудь оригинальным. И придумал созвать комсомольское собрание, отчитаться по всей форме о проделанной работе, растолковать глупцам, что женщины в строгих костюмах всегда готовы к предательству и спать с ними неприлично, а потом заставить всех подписаться под протоколом, осуждающим неприглядное поведение тихушника. Правда, студент был единственным комсомольцем в бригаде, но можно ведь открытое собрание устроить, главное, чтобы протокол остался и было что друзьям показать.

Каждый развлекает себя, как умеет, а ждать и догонять – для всех одинаково муторно.

На другой день Гена узнал расписание музыкальных кружков и подошел к последнему часу. Сел в дальний угол и газеткой прикрылся, чтобы не спугнуть. Коридорный разговорец его не устраивал, надо было попасть в кабинет и посмотреть книги. Таился, осторожничал, а музыкантша увидела его и заулыбалась. Гена, конечно, знал, что у каждой уважающей себя женщины несколько лиц, но такого превращения даже он не ожидал. Смотрит на нее и не то чтобы не может вспомнить, зачем пришел – может, разумеется, – но вспоминать не хочется. И все-таки заставил себя подойти к полке. Сошелся пасьянс – точно такие же Альфонсы, шесть штук из семитомника. И не хватает именно пятого. Были вопросы, и не стало вопросов. А вместо них появилось желание допросить. Сильнее даже, чем прежде. Аж голова плывет и в костях ломота. А главное, что и у нее в глазах желание пооткровенничать. Куда деваться? Некуда. С прежними подозреваемыми такого не было, там вроде как работу выполнял, а здесь…

Раз допросил.

Два допросил.

Три допросил.

Штору отодвинул – уже темно. А у нее хозяйка строгая. Домой пора. Неохота одному оставаться. И в гостиницу неохота. И к студенту, отношения выяснять, еще пуще неохота. Какие уж тут выяснения? Что ему говорить? Правду? Кому от такой правды выгода? Мужская правда женской – не судья. Она из правды в сплетню превращается. Неблагодарно и неблагородно. Черт с ним, со студентом, и с инструктором то же самое. Плевать на них. И на всех плевать.

Вечера дождался – и снова на допросы. И так до конца командировки… без выходных и без отгулов.

А как же студент, спрашиваете, вернул ли книгу?

Не знаю. Гена об этом умолчал, а любопытствовать при таком деликатном раскладе, сами понимаете…

Учитель

Кстати, благодаря Саблину трест лишился самого интеллигентного прораба. Вышел Гена из ресторана Читинского аэропорта, стоит на крылечке, обзирает пассажиров женского пола, и его знаменитый наметанный глаз выхватывает из толпы знакомое лицо. Дама из трестовской бухгалтерии пробирается с проверкой на отдаленный объект. Женщина добропорядочная, но вдали от дома и врагу обрадуешься. От поцелуев она уклонилась, а сумку поднести разрешила.

– Анатолия Степановича знаешь? – спрашивает Гена.

– Знаю немного, – отвечает бухгалтерша.

– Когда вернешься в город, увидишь его? – допытывается.

– Да уж наверное.

– Тогда передай, чтобы срочно приезжал ко мне на помощь, работы невпроворот, но, главное, шикарнейшую бабу для него нашел, век благодарить будет, литром коньяка за такой подарок не отделается. Передашь?

– Обязательно передам, – говорит бухгалтерша, – мы с ним месяц назад поженились.

Гена, конечно, выкручиваться: дескать, хотел разыграть старого друга, там, где он застрял, вообще женщин нет, сам на свидание за семьдесят километров на вездеходе ездит. Она вроде как и поверила, однако, явившись домой, предъявила лысеющему молодожену ультиматум – или семья, или командировки. И Анатолий Степанович, как говорят боксеры, выбросил полотенце.

А личность, я вроде говорил о нем, очень даже замечательная.