Я часто бывал на этом самом месте в ранней юности. Если обойти опору, с дороги не видно сидящего на каменном выступе. А если затаиться, можно увидеть, как охотятся цапли…
Сейчас для цапель было слишком холодно и темно, для двух сновидящих — в самый раз.
— Это мост, — сказал Адриан, видимо рассчитывающий по крайней мере на древнюю виллу.
— А ты хотел поселиться в Палантире?
— Хочешь сказать, я буду делать предсказания тут?
— Могу прикатить тебе бочку.
Он рассмеялся неожиданно и посмотрел на меня почти добродушно.
— Ладно. Внесу ценный вклад в жизнь Полиса своими предсказаниями, попрошу у города аренду. Вон у того пилона можно пристроить неплохой портик.
Я никак не прокомментировал это заявление, потому что вполне могло случиться так, что предсказание у Адриана будет всего одно. Единственное. Но как заметил Феликс напоследок:
«В качестве наживки вполне бы подошел Герард. Он тоже сильный оракул. Однако Герард хорошо позаботился о тебе. Обеспечил такой кредит доверия. Теперь мы позаботимся о нем… Надо выплачивать по займам. Иногда».
— Что делать? — спросил Адриан, и я вернулся мыслями к тому, что сейчас произойдет.
— В первый раз я проведу тебя в сон. Потом твой дар все сделает за тебя. Главное, не бойся.
— Вот чего я не делаю никогда, так это не боюсь.
Вода обнажала широкое основание, на котором стояла опора. Мы сели на квадратную плиту, прислонились спинами к древним камням. Адриан откупорил бутылку, налил вино в чашку, поставил на камень рядом с собой. В сыром воздухе разлился божественный аромат сладости винограда, нагретого солнцем, и приглушенных нот пряных трав.
Я опустил руку в карман и коснулся заклепки с одежды оракула, которую сорвал в давней драке. Закрыл глаза.
«Вокруг…»
Река ответила тихим шепотом, ветер загудел вдали, шум города рассыпался связкой золотых бубенцов. Сон опрокинулся на меня и Адриана полной чашей дурманящих видений. Как будто я одним махом осушил бутылку клоносского, вместо того чтобы наслаждаться его мистическим ароматом…
Оракул, для которого пока ничего не происходило, поднялся, огляделся. Посмотрел на меня, все еще сидящего на камнях.
— Ну и…
Я покачал головой, заставляя его замолчать, прислушаться. Шумела вода. Далеко. Но сильный, рокочущий звук нарастал.
Даже в темноте я видел, как побледнел Адриан, как сжались его кулаки и напряглись плечи.
— Твоя задача устоять, — сказал я, вставая.
— Знаю, — ответил он кратко.
— Сейчас тебе не надо запоминать образы, которые она несет, потом научишься, просто стой…
— Знаю! — повторил он резче и даже не заметил, как я сжал его предплечье.
Мне тоже нужно было удержаться.
Волна неслась как обезумевшая лошадь. Сходство с дикими конями Посейдона усиливалось тем, что на гребне этого вала кипела пена, развеваясь подобно гривам. Гладкая антрацитовая стена приближалась, я покрепче уперся ногами в землю, набрал полную грудь воздуха. И прежде чем нас накрыло, успел увидеть лицо Адриана.
Он улыбался.
Воспоминание о волне Герарда было еще живо, но это оказалось нечто другое. Дикое, безудержное, ледяное. Меня сдавило, швырнуло в глаза размытые образы, не успевшие зафиксироваться полностью дезориентированным сознанием. Ударило, скрутило, поволокло, перепутало верх и низ, лишило возможности пошевелиться.
И когда я уже почти совсем решил, что рассыплюсь на молекулы в этом потоке: увидел движение в воде. Темную тень, свободно плывущую против течения. Недавно у меня мелькала ассоциация с форелью, легко перепрыгивающей перекаты горных рек, теперь скользнула мысль о барракуде, кружащей рядом с жуком, упавшим с ветки. И этот жук, как ни печально осознавать, я сам.
Еще одна секунда, растянувшаяся до предела, и волна начала уходить. Сила потока ослабевала, я понял, что все еще держусь за Адриана, а он стоит уверенно и твердо, глядя сквозь мутную толщу. Та несет нам навстречу нечто стремительно-неудержимое. Тень, все более обретающую очертания человека…
Я не успел разглядеть его. Вокруг меня и оракула вскипел водоворот. Харибда мира снов, затянув в пучину, швырнула вниз.
Все ниже и ниже.
В абсолютную, бесконечную глубину.
Туда где нет ни времени, ни его волны. Лишь то, что существовало до начала всех времен.
То, что называют Бездной.
…Было тихо. Тишина, это первое что я осознал, приходя в себя. Бархатная тишина казалась необычайно приятной после гула и воя волны. Потом пришли ощущения — мокрая одежда, но теплый ветер, веющий в лицо. Яркий свет, касающийся век…
Я открыл глаза. Мы стояли на широкой старой дороге, мощеной черными, стертыми прямоугольниками камней. Очертания этого пути размывались по краям, словно зрение расфокусировалось и не могло уловить четкие ориентиры. Все остальное пространство заполняли собой облака.