– Как ты узнал? – Ее голос охрип. – Тео клялся, что вчера именно я позвонила ему и подробно рассказала всю историю. Он бы не пришел, если бы не мои слова о том, что Флер о нем спрашивала. Затем, после того как он попытался войти в комнату Флер и мисс Коллинз остановила его, он впал в гнусное состояние, а я наотрез продолжала отрицать, что звонила ему. Вот почему меня так обрадовал твой приход, Рик. Еще пять минут, и – я честно думаю – Тео перешел бы к насилию. Он вел себя ужасно, словно переживал один из самых унизительных моментов своей жизни и…
– Возможно, так и было, – подтвердил я.
– Это моя ошибка, – закончила Арлен. – Знаешь что? Ты самый возмутительный тип, которого я имела несчастье встретить в своей жизни!
– Почему? – небрежно поинтересовался я.
– Сначала напугал меня утверждением, что это я звонила Олтмену; затем даже не потрудился ответить на мой вопрос, сидишь с высокомерной ухмылкой на лице, словно уже знаешь все ответы; и, наконец, когда я пытаюсь сообщить тебе нечто важное, не даешь даже закончить!
– Такой сексуальной девушке?! – Я опустил руку на ее крепкое, трепетное бедро.
Прикосновение вызвало слабый отклик в области паха, показавший, как к этому моменту я был уже наэлектризован.
– Я даже не возражаю на твои оскорбления.
– Можешь хоть на миг стать серьезным? – сказала она убийственным тоном. – Признавайся, откуда узнал, что, по мнению Тео Олтмена, это я сказала ему о Флер?
– Обоснованная догадка, – без зазрения совести солгал я. – Кто бы ни предупредил его, он хотел сохранить свою личность в тайне. Но кому безоговорочно поверит Тео? Притвориться Флер нельзя, потому что она слишком больна и слаба для телефонных переговоров. В благородство Джорджа Блума Олтмен не поверит, значит, на подозрении остается только преданный секретарь.
Арлен нахмурилась.
– Но зачем кому-то его так обманывать?
– Хороший вопрос, и у меня нет на него ответа, – сказал я, невольно в который раз восхищаясь макиавеллиевским умом простушки Полины.
– Так или иначе, – слегка просветлело лицо блондинки, – я рада, что все закончилось.
– Рано радуешься, – отрезал я. – Олтмен вернется.
– Почему? – воскликнула она. – С какой целью?
– Взгляни на проблему с его точки зрения. Олтмен не подвергал сомнению подлинность звонка и, вероятно, часами упивался мыслью, что, угодив в беду, бывшая жена все-таки вспомнила о нем. Наконец кто-то любит Бичевателя ради него самого. Но, примчавшись сюда, он видит, что стал жертвой обмана. Флер его не вызывала, его даже не подпустили к ней, а ты все отрицаешь. И в разгар событий появляюсь я. Теперь ему не важно, звонила ты или нет. Дело в том, что кто-то же звонил, и вдобавок мой приезд: заговор вдруг обрел более определенные контуры. Олтмен не из тех, кто может просто все бросить и уйти. Он вернется, и тому будет немало причин: выяснить, все еще здесь ли я, а возможно, ради новой попытки увидеться с Флер. Сейчас он даже способен усомниться в ее болезни… Может, она тоже всего лишь часть заговора против него.
– Спасибо, мистер Холман, – решительно поблагодарила Арлен. – Вам потребовалось всего десять минут, чтобы испортить целый вечер. Я рисовала в воображении нечто уютное и теплое – немного выпивки, немного веселья и только мы вдвоем. – Она хрипло рассмеялась. – Похоже, я лишилась моего по-детски доверчивого ума!
– Все еще впереди, не унывай, – успокоил я. – Если Олтмен сегодня и появится, когда-нибудь он все же уйдет.
– К тому времени мои нервные окончания будут валяться по всему ковру, разорванные на мелкие кусочки, – горько вздохнула Арлен. – Благодарю покорно!
– Сегодня я беседовал с Харви Линдерманом, – сообщил я, и мой голос при этом звучал очень непринужденно. – Он сказал, что одно время ты встречалась с его сыном?
– Да, с Майклом. – Арлен отвечала столь же непринужденно, но не сумела сдержать блеска в глазах.
– По словам старика, он просто зверь.
– Это правда, – тихо сказала Арлен. – Неразборчивый в средствах, безжалостный – он именно такой. Но в Майкле есть великолепное обаяние темной ауры, перед которым за шестьдесят секунд может растаять любая девушка, если только он пожелает! – Ее большой рот искривила горькая усмешка. – Я навсегда запомню Майкла Линдермана как опыт самый необыкновенный!
– Что помешало продолжению этого уникального эксперимента? – спросил я.
– Похоже, я ему наскучила. – Горечь перешла из улыбки в голос. – Пока я воображала, что у нас роман века, он спокойно канул в неизвестность. Ни телефонных звонков, ни даже открытки. Думаю, Майкл просто не верит в прощания. После пары месяцев без единого слова от него даже такая ясноглазая мечтательница, как я, сообразила, что все кончено. Но, – пожала она плечами, – пока это продолжалось, было хорошо.
– А если он вернется? – поинтересовался я. – Что ты почувствуешь тогда?