Позже я собираюсь домой, и мы спускаемся в гостиную. Видеть Серого не хочется, кажется, мы сделали из него шизофреника. И только на лестнице я вспоминаю, что Доктор Вечность велел нам прибыть втроём. Каким бы сверхкрутым ни был этот доктор, Сергея брать с собой мне совсем не хотелось. Не потому, что я вдруг разочаровался в нём, – нет, он продолжал оставаться в списке близких людей, – а потому, что стало жалко его. Приземлённый разум школьного нападающего по футболу не мог выдержать столько информации, разрушающая все его стереотипы.
Серый развалился на диване и скучно переключал каналы.
– Эм… Артём уходит, – говорит Стёпка.
Сергей кивает, чуть прикрыв печальные, как мне показалось, глаза.
– Хорошо, нам надо с тобой поговорить. Возвращайся быстрее.
Холодок страха объял нижнюю половину тела, я глупо машу рукой и неуклюже открываю дверь:
– Я пошёл.
Позже, вечером, в аське, Стёпка рассказал мне суть их разговора, чем вновь удивил меня. Серый попросил больше ни во что не ввязываться, а он выгородит Стёпку с папиными канарейками. Возьмёт вину на себя, сказав, что нечаянно оставил окно и клетку открытыми. Кровь они старательно отчистили.
Я с полчаса лежал в кровати и ошеломлённо глядел в потолок. Если за завтраком Сергей и дал повод усомниться в его авторитете, то сейчас героизм качка-футболиста зашкаливал выше отметки
Через какое-то время снизу раздаётся пару криков. Отец с матерью опять не поладили. А какой-то вшивый месяц назад у нас была идеальная семья. Я вздыхаю и печально поворачиваюсь на бок, но уже через пятнадцать минут в комнату входит папа.
Попав в мрак занавешенных штор, он изображает растерянное лицо и спокойным – насколько у него это получается – тоном спрашивает:
– Что у тебя тут как в могиле? Свет бы включил.
Прикрыв дверь, он падает в кресло и потирает лицо. В плотном мраке силуэт папы едва заметен. Мне кажется, сейчас состоится серьёзный разговор, но почему-то пофигу. Во мне разливаются сонливая и непонятная безнадёга.
– Ну хоть ты что ли с ней поговори, – тихо просит отец.
– А что я ей скажу?
– Давайте уж похороним Андрюшку со всеми почестями.
Я вздыхаю и переворачиваюсь на спину. В глубине души я предполагал, что подобный разговор с отцом рано или поздно состоится, и, к сожалению, я к нему не готов.
– Ну он же числится официально без вести пропавшим, – говорю, вытянув вверх руку и гоняя между пальцами мобилу.
– Тём, ты же понимаешь, что это всё белиберда, – вздыхает отец. – Если жертва не находится в первые три дня, то шансы равны почти нулю.
– Почти, – немедленно замечаю я.
– Не цепляйся к словам, – строго приказывает отец. Чёрт возьми, с ним я ссорится вообще не хочу, но Андрюшка и правда не умер! Не получив прямых доказательств, я теперь больше склоняюсь к теории Стёпки.
Тогда я переворачиваюсь на бок и говорю отцу:
– Пап, нужно ещё какое-то время. Дай нам ещё хотя бы месяц. Поверь, если через месяц Андрея не найдут, я сам уговорю маму похоронить… это, пустой гроб.
Некоторое время отец мучается, взвешивая ЗА и ПРОТИВ. В темноте я не вижу его лица и не могу точно утверждать, какие эмоции сейчас бушуют внутри главного члена семьи Бреус.
– Две недели, – вдруг говорит он. – Даю тебе две недели, а потом, если Андрюшка не найдётся, ты присоединяешься ко мне, и ломаем маму.
Две недели? Ха, меня может не стать уже завтра, поэтому четырнадцать дней, целых половина месяца, четверть школьной четверти, кажутся мне вечностью.
– Договорились, – киваю. – Две недели, и я твой.
– Ну хоть один человек в нашей семье мыслить здраво, – вздыхает отец и уходит. Ни спокойной ночи, ни пожелания приятных снов. После исчезновения Андрюшки со мной живут чужие люди, раньше я их не знал. Эй, ребята, кто вы? Где стремление отца всё обращать в шутку? Где строгий тон мамы, просивший вернуться к обеду?
Я вздыхаю, иду в туалет, а когда возвращаюсь, замираю на пороге. Тусклый свет из коридора открывает взгляду пустую кровать-кораблик у окна. Я закрываю дверь, подхожу к ней и ложусь. Как непривычно. Оказывается, вот под каким углом Андрюшка видел комнату, когда просыпался.
Я активирую телефон, экранчик – маленькая точка света, посреди бескрайной тьмы комнаты.
Я:
Стёпка:
Я:
Стёпка:
Я:
Стёпка:
Я улыбаюсь и переворачиваюсь набок. Интересно, что большой брат думает о сегодняшней посылке? Неужели и правда пытается объяснить происходящее с рациональной точки зрения?
Мне его жаль.
А потом я разговариваю с подушкой, как будто это Артём.