Шум из магнитофона тем временем нарастал. Угадывался бешеный ритм барабана, который в припеве композиции сбился и затух. Голос солиста тонул в электрических разрядах. Партии струнных, накладываясь друг на друга, создавали немыслимый хаос и околесицу. Относительно чисто звучало лишь фортепьяно, игравшее какой-то печальный, рвущий душу мотив…
Тарелка упала на пол. Солист задохнулся. Запись неожиданно прервалась.
— Все, — сказал Дерек и нажал на «стоп».
В конференц-зале наступила долгожданная тишина.
— А что это у них фортепьяно играло? — спросил обалдевший Леннон.
— Кажется, Лист, — предположил Джордж, не открывая глаз.
— Шопен, — поправил его Полли. — Только это не специально. Техническая накладка.
— Какая, к черту, накладка?! — взорвался Леннон. — Разве не ты предлагал мне новые формы?
— Ну я, — неохотно сознался Пол.
— А это уже сделано! Сделано в России, понимаешь? Грязный рок, а к нему — контрапункт из классики… И техникой наложения ведь владеют, засранцы! — глаза его блестели от возбуждения.
— Ты окончательно свихнулся, — сказал Маккартни. — Полное барахло ты принимаешь за контрапункт, поздравляю!
— Это не барахло, Пол! Отнюдь не барахло! Это — грязный звук, к которому я всегда стремился! А ты вычищал его, правил и переписывал!
— Нужен тебе грязный звук, пишись на медной проволоке, — посоветовал ему уставший Буга. — Она, говорят, воспроизводит кое-какие хрипы.
— Или на туалетной бумаге. Причем использованной, — добавил Харрисон, первый раз в жизни выражая солидарность не с Ленноном, а с неприятным ему Маккартни.
— А что они поют? — спросил Джон.
— Кто ж его разберет, — пробормотал Нил Аспинол. — Это ж русский. Тут всякое может быть.
— Наверное, похабель поют, — мечтательно сказал Леннон. — Бабы поют полную похабель и матерщину… Класс!
— Да подростки это, — занудил Буга. — Обыкновенная школьная команда дилетантов. И никакой похабели!
— А мне плевать, — обрубил его Джон. — Знаешь, как разойдется пластинка с названием «Из-за железного занавеса»?
— Как? — наивно спросил Пол, попавшись на удочку.
— Со свистом.
Леннон встал и отбросил со лба прядь свалявшихся рыжеватых волос.
— Я заключаю с ними контракт, — сказал он Дереку. — Как называется группа?
— Названия нет. Но московский адрес приложен, — ответил пресс-атташе, подавленный его сумасбродством.
— Ну и напиши. Мол, известный вам Леннон готов спродюсировать пробную запись. Ты понял, Буга? — и Джон с вызовом повернулся к своему партнеру.
— Я давно все понял, — покорно сказал Пол.
— Ну и славно. Грязный звук давай! — крикнул Леннон. — И чем грязнее, тем лучше!
Оставив после себя руины, он вышел в коридор.
Вечером того же дня Дерек Тэйлор составил осторожное письмо в Москву, в котором говорилось:
Здесь пресс-секретарь задумался и приписал на свой страх и риск:
Поставив точку, он подумал, что письмо следует отправить в Советы не только по почте, но и с оказией. Благо, один из друзей летит скоро в Восточную Европу в составе британской делегации. Доходили слухи, что зарубежные письма в Советском Союзе перлюстрируются и не достигают адресата.
Радуясь своей предусмотрительности, пресс-секретарь напечатал на машинке второй экземпляр послания и ушел из офиса с легким сердцем.
Глава седьмая. Два призрака
Отчим сидел на кухне в коротких черных трусах и пускал дым в потолок. Время было позднее, одиннадцатый час, и по телевидению, как назло, не передавали никаких спортивных передач — ни бокса, ни футбола, ни просто какой-нибудь художественной гимнастики, где юные девочки, переворачиваясь через самих себя, раздвигали ненароком колючие ноги, давая понять лично отчиму, что если бы его жизнь сложилась более удачно, то он мог бы стать, допустим, их тренером или приемным отцом, а значит, находиться все время рядом, поддерживать их за бедра и плоские груди, когда они забирались на снаряд, и покупать им узкие трусики на совершеннолетие.