Но Фет уже был на ногах. Выскочил пулей из приютившего его алькова и, промчавшись мимо отчима, врубил магнитофон «Комета». Из динамиков раздался ор и грохот — это было мощное противоядие той лирической гадости, которой накормила его соседка. Теноры залегли в окопах, и некоторые из них уже не встали.
— А чего у Лешека? — спросил Фет маму. — Действительно, у него сломано ребро?
— Только трещина, — сказала мама.
— Жалко!
— Жалеет, — пробормотал Лешек, входя в комнату. — Жалеет он меня! Дзенькуе тебе, сынок!
На губах его по-прежнему играла неопределенная улыбка. Но Фет не стал выяснять ее причину.
На следующее утро он встал на вахту в соседнем подъезде, где жил дядя Стасик.
Фет никогда раньше не общался с Пашкой, не подходил к нему, более того, когда встречался, отводил глаза и не здоровался. Если бы мальчика спросили о причинах такого странного поведения, он бы не смог ничего объяснить, а только руками развел. Пашка был другой, ходил в другую школу, общался с другими детьми и жил в отдельной квартире. В будущем он станет известным киноактером и погибнет на съемках какой-то детективной муры, пережив отца на несколько лет.
Но туман времени не был открыт Фету, он ждал Пашку, не предполагая, что это будет их первая и последняя встреча.
Пашка вышел из квартиры в голубых хлопковых штанах, простроченных желтой ниткой. Их тогда называли «техасы», и только через год пронесется в народе сладкое слово «джинсы». Пределом мечтаний станет индийский «Милтонс», за которым будут давиться в многочасовых очередях ГУМа. А в начале семидесятых придут из закрытого для простых смертных валютного магазина «Березка» итальянские «Супер Райфл» по семьдесят рублей за штуку, если перевести их официальную цену на язык советского фарцовщика. А на Пашке был даже не «Супер Райфл», а целый «Вранглер» новой модели «Блю бел». В общем, социальная пропасть между людьми была уже тогда непреодолимой.
— Я к тебе, — пробормотал Фет, не здороваясь.
— А-а… — Павел с интересом уставился на Фета. — Чего надо?
— Ты английский сечешь?
— Немного, — важно ответил Пашка. — А ты ведь из этой группы, «Перпетуум мобиле», ведь так?
— Бас-гитара, — подтвердил Фет, гордясь своей популярностью. — Мне тут письмо из Лондона прислали. Надо перевести.
И он сунул обладателю «техасов» злополучный конверт.
— Так… Интересно, интересно! — пробормотал переводчик, близоруко сощурившись.
Чувствовалось, что он уже что-то понял и что-то просек.
— Откуда взял?
— Говорю тебе, прислали!
— М-да! Ну, это работа непростая, возьму домой. Там покумекаю!
— Да ты, наверное, в английском и не рубишь! — воскликнул в сердцах Фет.
Ему очень не хотелось расставаться с драгоценным письмом.
Пашка важно посмотрел на него.
— Ты знаешь, что значит слово «ковбой»? — спросил он.
Фет решил промолчать и не встревать в опасный спор.
— «Коу» — это корова. А «бой» — это мальчик, — объяснил Павел, демонстрируя свое знание языка. — Получается «мальчик-корова», — вот что это такое!
— А что такое «мальчик-корова»? Его корова, что ли, родила? — не сдержался Фет.
Пашка замялся.
— Выходит, что так, — вынужденно согласился он.
И здесь едкий Фет решил дожать ситуацию.
— А знаешь, что значит слово «рододендрон»?
Павел отрицательно мотнул головой.
— Это значит: «не кидай понты, а то загашу!».
Слово «рододендрон» Фет почерпнул из сказки про Винни Пуха, которую читала ему когда-то вслух мама, покуда Фет уплетал манную кашу. Оно было самым длинным из его лексического словаря.
Жалея смятого в омлет Пашку, сказал:
— Суток тебе хватит, чтоб разобраться?
Сын дяди Стасика смущенно кивнул.
— Завтра в это же время! — и Фет горделиво, вразвалочку, как настоящий ковбой, начал спускаться вниз по лестнице.
Но мальчик, рожденный коровой, конечно же, блефовал. Салун закрылся на переучет, патроны в кольте кончились, и кожаное седло на полудиком мустанге истерлось до дыр. Фет был уверен, что русского перевода злополучного письма он дождется к зиме, когда вольные прерии оденутся в сугробы, а коровьи мальчики вымрут от переохлаждения.
Но он ошибся. Развязка оказалась почти молниеносной и последовала через несколько часов, к ночи того же трудного дня. С тех пор Фет вывел для себя один из непреложных законов — чем больше мытарств при подготовке чего-либо, тем событие созревает быстрее, и следствия падают на голову, как наполненный водой ландрасик.
Вечером он увидел дома свое письмо.
Оно лежало на столе. В руках у мамы находилась китайская автоматическая ручка с вделанным внутри нее миниатюрным аквариумом, — там плавала искусственная золотая рыбка, выпуская изо рта пузырь воздуха. Мама обдумывала какое-то послание, которое она собиралась писать, заглядывая в англоязычный текст. Китайская ручка поставила лишь заголовок «В секретариат…» и подчеркнула его жирной изогнутой линией. Дальше дело не шло.
— Откуда у тебя мое письмо?! — ужаснулся Фет.
— Станислав Львович принес… — объяснила мама, задумчиво глядя в темное окно.
— Ну да, — догадался Фет. — Ну да… Понимаю!